Праздник жизни
Шрифт:
Записка была написана черной ручкой. Она лежала тут же на столе. Колпачок снят. Он оставил его на своем месте и стал читать записку.
«Мама, прости, что я так поступил. Ты ни в чем не виновата, так что не вини себя. Я наделал много ошибок, и мне уже не выпутаться. Миган, прости меня за то, что я сделал, и за украденные вещи. Я не убийца. Это все проклятые наркотики…»
Дальше все было залито жидкостью из упавшего стакана и превратилось в грязное пятно. Барт понюхал. В нос ударил запах виски. Он еще раз оглядел комнату. Никаких следов борьбы. Ничего
Барт достал записную книжку, переписал туда записку Лероя и сделал наброски комнаты. Явное самоубийство. А Барт привык не доверять слишком очевидному.
За окном раздался вой сирен.
Следствие будет быстрым и ясным. Исповедь на столе — черным по белому написано все как есть.
— Черт побери! Это Лерой Шелби, чтоб его!
Барт отпрянул от кровати. В комнату вошли двое полицейских.
— Вышиб себе мозги, — бросил младший полицейский. — Надо бы сюда привести всю среднюю школу. На практику, так сказать. Одного взгляда на эту картину достаточно, чтобы дважды подумать, прежде чем начать баловаться наркотиками. — Он подытожил свою тираду нецензурным словом.
Старший полицейский перевел взгляд с трупа на Барта.
— Это вы нашли тело?
— Боюсь, что я.
— Сегодня без кошмаров не обойдется.
— Похоже на то. — Но его не столько беспокоила перспектива плохого сна, сколько более реальные вещи. Фенелда Шелби. И Миган, которой сейчас надо думать только об одном — как родить здорового ребенка. Есть над чем поломать голову.
— Не уходите далеко, — сказал седой полицейский. — Вы нам понадобитесь. Нам придется с вами поговорить, хотя все и так ясно как Божий день.
— Иногда простота бывает обманчива, — заметил Барт, понимая, что коп пропустит мимо ушей замечание какого-то коммивояжера.
— Если это не самоубийство, мы выясним. Вы друг погибшего?
— Нет, но я встречал его пару раз в доме Миган Ланкастер.
— Так вы тот друг Миган, о котором говорил Роджер Кольер, не так ли? — Полицейский ухмыльнулся и кивнул, словно он знал какой-то известный только ему секрет.
— Да, я друг Миган.
— Подождите здесь минутку, я сейчас возьму у вас показания. А потом вы будете свободны.
Молодой полицейский наткнулся на записку.
— Стопроцентное самоубийство, — заявил он. — Круто, конечно, стреляться в собственной постели, но, в конце концов, он не собирался в ней спать, а кто будет это все убирать, ему до лампочки.
— Надо будет здесь все отснять на всякий случай, мало ли что. Положение тела, оружия. И еще взять отпечатки пальцев с пистолета и стакана.
Барт оставил их работать, а сам отправился на кухню, жалея, что не может сам вести следствие, потому что это было бы нарушением приказа. Ведь он тайный агент, и ему не велено открывать себя, не говоря уж о том, чтобы предлагать услуги, в которых никто не нуждается.
Когда он вошел в кухню, Фенелда тихо всхлипывала, а Миган по телефону объясняла
Фенелда высморкалась и проговорила:
— Господи, чего только я не делала, чтобы вывести его на правильный путь. Я всю жизнь водила его в воскресную школу.
Барт положил руку на ее ладонь, впервые обратив внимание на вспухшие вены и морщины. Руки труженицы. Это напомнило ему мать, и ему вдруг захотелось позвонить ей и сказать, что он любит ее.
— Я уверен, миссис Шелби, что он знал, как вы его любите. Это все проклятые наркотики. Стоит попробовать их, а дальше пошло-поехало и назад дорожки нет.
— Его отец был хорошим человеком. Он делал все, что только мог, для нас. Это разбило бы ему сердце.
Как разбило ее.
— Вспоминайте о лучших временах, миссис Шелби. Моя мама всегда говорила, что лучший способ пережить плохие времена — это вспоминать счастливые.
Она вновь всхлипнула и вытерла глаза уголком передника.
— Я никогда не забуду его. Что бы там ни было, это мой сын.
Барт обрадовался, когда Миган подсела к ним за стол. По части утешений из него плохой специалист.
— Я говорила с преподобным Форрестером. Он сейчас приедет и обещал сообщить женщинам из прихода о случившемся.
— Спасибо, Миган. Ты такая же, как твоя бабушка. Всегда у нее находилось время позаботиться о других. С твоей мамой у нее была масса проблем, а в тебе она души не чаяла.
Зазвонил телефон. Это оказался Люк. Барт извинился и вышел с телефоном за дверь. Он изложил ему последние новости.
— Это объяснило бы все эти покушения на жизнь Миган, — сказал Люк, когда Барт зачитал ему текст записки. — Наркоман, пытающийся скрыть свои преступления и не угодить в тюрьму. Я тебе еще не успел сказать, но он уже два раза попадался с наркотиками и проходил принудительное лечение. Судья бы не спустил ему третий раз.
— Это, конечно, звучит логично.
— Но ты не очень этому веришь?
— Я этого не говорил.
— Что, я тебя не знаю?
— Потому мне и в покер не везет. — Со двора донесся вой собаки, будто оплакивающей хозяина. — Меня смущает, как все сходится по времени. Джошуа Карауэй бежит из тюрьмы. Дом Бена Брюстера взлетает на воздух вместе с ним и его женой. Через месяц начинаются покушения на женщину, вынашивающую ребенка Джеки и Бена. Два события подряд еще можно объяснить совпадением. Но три… Согласись, это наводит на подозрения.
— Но мы не знаем, был ли это подстроенный взрыв. А вся эта история с Миган началась только тогда, когда она приехала в «Пеликаний насест», где какой-то тип воровал ее вещи, чтобы добывать себе отраву. И не забудь, мать Бена, которая, казалось бы, должна быть убита сразу после взрыва как ближайшая родственница, жива и здорова.
— Ты прав. Я просто в этих делах твердолобый. Раз мне что-нибудь втемяшится в башку, я за это держусь.
— А может, это Миган Ланкастер тебе втемяшилась в башку или не знаю куда еще?