Пребудь со мной
Шрифт:
— Это пройдет, — заверила ее Джейн. — У тебя же на следующей неделе заседание Исторического общества в доме Берты. Отнеси им запеченные яблоки.
— А тебе разве никогда не бывает скучно до смерти?
— Тебе надо чем-то заняться, Элисон.
— Я не могу даже дом свой привести в порядок.
— Начни с постелей, — посоветовала ей Джейн, наконец-то вынув хлеб изо рта. — Просто застели постели. И сразу почувствуешь себя лучше. И купи себе пояс-корсет, грацию. Я заказала себе новую грацию от «Сирса». В рекламе сказано: «Зачем питаться творогом, если можно сбросить пять фунтов за пять секунд?»
— Зачем стелить постели, когда в них все равно
— Ох. Ну что ж. У него возраст такой, я думаю. Заставь Фреда с ним поговорить. Или поговори с Рондой Скиллингс. Она теперь все про все знает — ты заметила? Фрейд то да Фрейд это. Любой вопрос о сексе — она станет об этом рассуждать.
— А женщина в том журнале похожа на Лорэн Кэски.
— Элисон, ты говоришь ужасные вещи.
— Спасибо, — сказала Элисон. — Спасибо тебе большое.
В тот вечер Тайлер наблюдал, как его дочь мечется по своей комнате, словно от укуса пчелы. Она бросилась от кровати к двери, потом от двери назад, к кровати, вскочила на нее, подпрыгнула. Яростно затрясла головой — вперед и назад, вперед и назад — и упала на кровать крохотным комочком, уткнувшись лицом в подушку.
— Кэтрин. Сейчас же. Перестань.
Девочка села на кровати.
— Кто-то мне про это рассказал, — объяснил ей Тайлер. — Это отвратительно, кто бы такое ни произнес.
Девочка снова затрясла головой и начала биться лбом о стену.
— Прекрати это!
Неожиданное повышение голоса заставило девочку пристально посмотреть на отца, а потом быстро, словно белка, она перевернулась и прижалась к подушке, обхватив ее руками и ногами.
— Залезай под одеяло и давай почитаем молитвы.
Тайлер приехал из Брокмортона во второй половине дня, осознав, что кампус семинарии теперь принадлежит не ему, а другим людям, хотя, когда он был там слушателем, ему казалось, что и кампус, и семинария были созданы только и совершенно исключительно для него. «Мой возраст юностью уже не назовешь», — сказал он Джорджу, и, по правде говоря, когда он шел назад по коридору Блейк-Холла, здание показалось ему уменьшившимся, будто незаметно усохло, утратив вместе с тем ту величественность, которой юный Тайлер когда-то его наделил. Возвращаясь к своей машине, он подумал, что старый кампус выглядит просто кучкой серых строений на холме. А когда он спускался по узкой дороге, тучи нависли так низко, что ему представилось, будто он въезжает в узкий коридор; ему вдруг пришел на память великолепный звук ловко пойманного футбольного мяча на поле позади его средней школы, и Тайлер почувствовал, будто катапультировался прямо из школьного детства в эту машину, на эту дорогу в качестве вдовца и отца, и был совершенно ошеломлен.
Когда он вернулся домой, в нормальное состояние его снова привела Конни Хэтч (всепонимающее спокойное сияние ее зеленых глаз). Она указала ему на запеченные яблоки, привезенные Элисон Чейз.
— Возьмите это домой, Конни, — сказал священник. — Я не выношу запаха яблок.
— Да, запахи могут довести человека, — кивнув, легко согласилась Конни и уложила их в зеленый пакет из бакалеи. — Когда я работала на Окружной ферме, мне приходилось всю одежду с себя снимать, как только я домой входила, и оставлять ее в другой комнате. И даже тогда мне казалось, что маленькие кусочки этой фермы застряли на волосинках у меня в носу.
— Еще бы! — ответил ей Тайлер, вспомнив старушку-вдову Дороти,
— Я ее и не вынесла, — ответила Конни. — Кэтрин наверху, раскрашивает картинки.
— Спасибо, — сказал Тайлер. — Вы не могли бы немного задержаться — быстренько выпить со мной чаю?
И она задержалась, ее сильные пальцы с покрасневшими кончиками крепко обхватывали исходящую паром чашку; она склоняла голову набок, слушая его рассказ о том, как он был студентом в Брокмортоне и как теперь ему кажется, что это было сто лет тому назад.
— Время, — сказала Конни, — очень странная штука. Я еще как следует в нем не разобралась.
Она уехала, забрав с собой яблоки и защитный барьер, который создавало ее присутствие между ним и голосами Джейн Уотсон и Мэри Ингерсолл, ибо эти голоса возвращались к нему с ощущением, что сейчас, когда он сидел на кровати Кэтрин, у него внутри застрял моток колючей проволоки.
А для Кэтрин это было вот как: если она потрясет головой как следует несколько раз, то станет правдой, что она не говорила: «Я ненавижу Бога». Рядом с малюсеньким фактом, что она все-таки сказала: «Я ненавижу Бога», вырастет очень большой факт, что она этого НЕ ГОВОРИЛА. И сейчас важно, только чтобы папа посмотрел на нее прямо сейчас так, будто он ее в самом деле видит, чтобы он огромной, как лапа, рукой погладил ее по голове, чтобы исчезли сердитые морщинки у него между бровями. Но они не исчезали — они оставались во время всей молитвы, а после нее он ничего больше не сказал. А ведь иногда говорил ей что-нибудь, вроде бы ведя разговор: «Сегодня Уолтер Уилкокс заснул во время службы, и его разбудил собственный храп».
Нет, сегодня папа встал, и сердитки по-прежнему оставались там, где у него толстая кожа над носом, и, когда он погасил свет, он задержался в дверях и сказал, как иногда говорил раньше: «Помни, Кэтрин, будь всегда внимательна к другим. Всегда прежде всего думай о другом человеке».
Она лежала в темноте и размышляла о том, кто мог быть этим другим человеком. Это, наверное, Иисус Христос. Она была рада, что это не Конни Хэтч, ведь «человек» значит «мужчина», а Конни не мужчина, и поэтому о ней незачем думать прежде всего. Кэтрин плотно зажмурила глаза, надеясь, что это принесет ей сон. Ей не нравилась Конни. Ей даже смотреть на нее не нравилось.
— Дорис, иди спать, — сказал Чарли Остин.
Ему казалось, что они уже целую вечность сидят тут, глядя в телевизор. Он успел невзлюбить этот новый сериал, который ему приходилось смотреть, — «Сумеречная зона», [52] про «пятое измерение за пределами человеческого знания». Он сидел на диване вместе с детьми; старший сын присел рядом, на подлокотник дивана, и безостановочно жевал картофельные чипсы: похрустывание каждой новой порции, отправленной им в рот, невероятно бесило Чарли.
52
«Сумеречная зона» — программа Рода Серлинга, признанная классика телевизионной фантастики. Выходила в 1959–1964 гг. на канале Си-би-эс и дважды возобновлялась — в 1985–1989 и 2002–2003 гг.