Предание о Симеоне Верхотурском. Поэма
Шрифт:
Как на Руси не раз бывало,
Как будто даже ни с чего,
Она о Боге забывала
Покоя ради своего.
Зачем постели до рассвета
Для литургии покидать?
Зачем не делать то и это,
Когда, как скверные приметы,
Удобнее зимой и летом
Греховность их не замечать?
В каких чинах ты ни был где бы,
Но, удовольствия
Зачем для Бога жить, для Неба?
Жить надо только для себя.
И что случалось – вновь случилось.
Земля не порождала хлеб.
Как дом прогнивший, развалилась
России православной крепь.
И каждый выше стать старался,
Чем он на самом деле есть.
Раб – господином. Во дворянство
Чернец безродный пробирался.
В вельможную рядился спесь
Почтенный дворянин. Сражался
Со всяким всякий. Города
Заглохли разом, опустели.
По улицам ходить не смели
Ни днём, ни ночью в те года.
Медведи, волки овладели
Былой обителью людей.
А горожане поскорей,
Приняв судьбы насмешку злую,
Переселялись в глушь лесную.
И из своей лесной глуши
На города в атаке дерзкой
Ордой набрасывались мерзкой,
Не оставляя ни души,
Ни человечьей и ни зверской.
И опустело всё окрест.
Хозяева безлюдных мест,
Уже привыкшие к разбою,
Вели сраженья меж собою.
Гремели ружья, палаши
Звенели в непролазных чащах,
Безумно множа царство павших.
Гей, враг Руси святой, не трусь!
Бери рукою голой Русь.
И Лжедимитрии, поляки
Сгустили безвременья гнусь
В разгар междоусобной драки.
Когда последний в Энске храм
Не стал людей сзывать на службы,
Призыву Господа послушный,
Отшельник будущий к ногам
Упал родительским: «Мне нужно
Вам душу грешную открыть.
Невыносимо стало жить
В миру кровавом и безбожном,
Для благочестья невозможном.
Уже давно надумал я
Уйти в безлюдные края,
Чтоб слушать Бога и молиться
За то, чтоб русская земля
Опять могла преобразиться,
Чтоб снова к Богу обратиться
Могла единая семья –
Народ
Меня за все грехи мои
И ради веры и любви
На трудный путь благословите».
Молчали долго. «Встань с колен, –
Сказал отец. – Греха в том нету,
Когда идёшь к добру и свету.
Мы снова все попали в плен
Тьмы бездуховной, окаянской.
Жизнь и в дворянской, и в крестьянской
Среде несётся под откос.
Теперь один спасёт – Христос.
Твою дорогу, сын, мы знаем
И потому благословляем.
Вот и решился твой вопрос».
Но перед тем, как он решился,
Ещё не малый срок продлился.
Отшельник прежде дружбу свёл
С умелым кустарём. Кожевник,
Освоив толк ремёсел древних,
Шил шубы, шапки, сапоги.
С его сноровистой руки
И подмастерье обучился
Работам сложным. Летом стол
Ухой да пирогом дымился.
Легко сноровку приобрёл
Хозяйскую – рыбёшку удить
И ученик. Частенько будет
Он добрым словом вспоминать
Учителя.
И вот шагать
По северным просторам выпал
Ему удел. Мошкою сыпал
И комарами дикий лес.
Но вдруг он поредел, исчез.
За торопливою рекою
Село возникло. Божий храм
Кресты возвысил к облакам.
Паромщик с рыжей бородою,
С водою сладив стрежневою,
Спросил его: «Ты кто такой?» –
«Да странник вот». – «Знать, чепухой
Занялся, странствуя по свету.
А вот у нас, считай, по лету
В достатке нету косарей.
Шагай к управнику скорей
Да нанимайся на работу». –
«Спасибо за твою заботу». –
«Я от души, братишка, всей.
Тут дюже баско. Оставайся.
И на постой определяйся.
Есть уголок в избе моей».
К концу подходит литургия.
Перед причастием рядком
Пять человек. Слова святые
Молитвы строгой. Так знаком
Их каждый звук скитальцу. К сердцу
Они проходят через дверцу
Духовных светлых чувств. Весь путь,
Конец ознакомительного фрагмента.