Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»
Шрифт:
— По пять, по шесть, по четыре птицы на ночь летят к своим гнёздам, цикады поют на ветвях, лягушки омывают морды в воде, текущей из бамбуковой трубки… Воду, хоть изначально она души не имеет, ощущаю, как друга, и Конфуций тоже восхвалял государей, подобных текущей из источника воде или водопаду, падающему со скалы… [389] — так он размышлял в одиночестве, когда послушник Принёс ему чай, подошёл к Иккю и спросил:
— Вот я никак понять не могу: когда мы пишем «Поднебесная», то пишем иероглифы «небо» и «низ» и азбукой пишем чтение «амэносита». Но ведь «амэ» обозначает не только «небо», но также и «дождь». Почему так запутанно?
389
Конфуций в «Беседах и суждениях» [Лунь юй 2001] говорит: «Мудрый
Иккю смеялся:
— Слушай, послушник, лет тебе мало, но всё же в дзэнском монастыре живёшь, пора бы и знать, — например, вот нос называется «хана» потому, что из него текут сопли, «хана», верно?
Послушник потупился, какое-то время подумал, решил, что, наверное, так и есть, и кивнул.
8
О том, как преподобный Иккю вёл беседу с мастером чисел, а также о перепёлке Иккю
Все вокруг чтили преподобного Иккю как живого Будду, считали, что уж он-то знает всё на свете, каждое дерево и травинку, что он — мудрый монах, с которым мало кто может сравниться. А жил в столице, у моста Модорибаси, один мастер чисел. Прекрасно освоил он это искусство, и даже занимался гаданиями по «Книге перемен», отточил эти свои умения и гордился тем безмерно. День за днём всё больше он преисполнялся самодовольством: «Нет другого такого, кто бы мог зваться мастером чисел!»
Услышав, что преподобный Иккю знает всё что угодно, подумал он: «Может, он и изучил буддийское Учение, но вряд ли так уж сведущ в вычислениях. Пойду-ка, попробую его расспросить!» — и направился в келью преподобного в Мурасакино.
А преподобный тогда как раз на кухне мыл редьку-дайкон пемзой. Редька становилась всё тоньше, и тот человек, не дождавшись, пока его пригласят внутрь, подумал: «Что-то не в порядке с головой у этого монаха. Кто же моет редьку пемзой?» — и сказал:
— Слушайте, господин монах, редьку моют соломенной мочалкой, а если мыть пемзой, то она, конечно, станет чище, но так же можно и всю её истереть! — смеялся он, а преподобный разглядел его лицо, понял, что этот пришёл кичиться своим знанием, и отвечал:
— Это можно сказать не только о редьке. Нынешние люди тоже подобны редьке, которую моют пемзой. Отдаются любовным утехам, любуются красотой белой женской кожи, а оттого истончается дух и изнашивается тело.
Так он ответил, а мастер чисел понял, что это Иккю.
— Вы ведь и есть преподобный? А я живу в столице, изучаю числа, и вот есть вещь, объём которой я не могу подсчитать. Если преподобный сведущ в вычислениях, то, может, рассчитаете вот это? — с этими словами он достал бутыль, сделанную в земле Бидзэн, со множеством вогнутостей. — Сколько в ней может уместиться воды, не подскажете ли?
Преподобный взял эту бутыль, повертел, а потом сказал:
— Вы хотите узнать, сколько сюда войдёт воды? Это очень просто сделать.
С этими словами он взял мерку, налил воды в бутыль и сказал:
— Сюда входит один сё, два го и пять сяку [390] воды!
Мастер чисел возмутился:
— Да вы, преподобный, обманщик! Я издалека к вам пришёл сюда не для того, чтобы вы измеряли объём меркой! Эту необычную форму можно рассчитать как цилиндр с урезанными частями, вот я и хотел узнать, можете ли вы вычислить это, а вы меряете меркой! Разве для того я сюда пришёл?
390
1 сё: — ок. 1,8 литра. 1 го: — 1/10 сё:, 1 сяку — 1/10 го:.
Преподобный посерьёзнел и сказал:
— Как раз потому, что вы не знаете основ вычислений, вы пользуетесь линейкой и счётами, а в конце концов, чтобы определить, точно ли высчитали, всё равно воспользуетесь меркой. Поэтому, чем использовать различные способы подсчётов, проще ведь использовать мерку с самого начала. Оттого с давних пор и используют мерки для мер длины, объёма и веса. Скажу ещё, что если бы мне нужно было узнать, сколько воды поместится в бочку высотой в один дзё и шириной в один кэн, это, конечно, меркой не измерить, тогда бы я позвал ближайшего бочара, а он бы мне высчитал, и так было бы быстрее всего. Один человек не может уметь всего, и в каждом деле есть свои мастера, которые знают, как подсчитывать. Вот это и есть основа вычислений.
Так он объяснил, а тот заносчивый мастер чисел не знал, что и ответить на это, помолчал и ушёл восвояси.
Когда
— Простите, что не заходил к вам в последнее время! — сказал он, а преподобный пригласил его в дом:
— Как хорошо, что пришли! Заходите!
Поговорили они о разном, и тут Ягоро заметил клетку для перепелов.
— Преподобный, вы держите перепелов? Это же непростое дело. К тому же, не мне бы, конечно, говорить вам такое, но монаху это как-то не пристало. Не отдадите ли их мне?
— Да, и правда, просто в последнее время все их заводят, вот и я не удержался утром, купил у одного человека, только перепел недавно пойман, к клетке не привык, голоса не подаёт, точь-в-точь клубень батата. Если он вам такой нужен, берите! — ответил Иккю, а Ягоро обрадовался:
— Если так, возьму его! — взял клетку и собрался уходить, но при ходьбе там что-то перекатывалось внутри. Чтобы проверить, на месте ли перепел, он запустил руку в клетку и нащупал там не перепела, а клубень.
— Опять попался я на уловку преподобного! Что за дела! — рассмеялся он, а Иккю сказал:
— Я же говорил, что эта птица голоса не подаёт и похожа на клубень!
Ягоро снова рассмеялся, попрощался и ушёл.
9
О том, как преподобный Иккю ходил в Такасу, что в земле Идзуми
Весной, в третью луну, когда в столице распускаются цветы, не знал Иккю, куда бы ему пойти, а потом решил сходить в землю Сэтцу посмотреть на весенние пейзажи бухты Нанива. Преподобный Иккю не взял с собой никого из учеников, а пустился в дорогу сам и странствовал свободно, подобно облакам и воде, вдоль знаменитой бухты Мицу, любовался морскими видами, видел куликов и чаек, которые разбились по парам и летали у берега меж волнами, искали себе пропитание и устраивали свою жизнь. Воистину, как говорил инок Ноин [391] :
391
Татибана Нагаясу, в монашестве Ноин (988-?) — один из известнейших хэйанских поэтов.
И действительно, всё так и есть, как он написал… С такими мыслями осмотрел Иккю те края и пошёл странствовать дальше, зашёл поклониться в святилище Сумиёси, дошёл до бухты Сакаи в земле Идзуми, захотелось ему сходить в Такасу [392] , посмотреть, чем там живут люди с утра до вечера, и отправился он туда. Город Муродзуми в земле Суо, Эгути возле Камисаки славятся своими куртизанками как одни из лучших, но с давних времён известен город Такасу, не уступит ни в чём другим городам! С вечера у каждого дома зажигают огни, не смолкают звуки песен, звон струн цитр-кото, мужчины теряют голову в пылу любовных утех, сгорают от страсти, рискуют самой жизнью своей, и Иккю, хоть и был свободен от пыли мирских страстей, думал о разном и ходил по округе, а потом вспомнил, что когда-то среди здешних дев веселья была и знаменитая Хотокэ-будда, к которой воспылал страстью Киёмори [393] , и слышал он, что сейчас там обитает дева по имени Ад. Захотелось ему на неё посмотреть, и он спросил у тамошнего жителя:
392
Святилище Сумиёси находится возле г. Кобе, залив Сакаи — в г. Сакаи округа Осака, г. Такасу расположен в префектуре Хиросима.
393
Эпизод с танцовщицей Хотокэ описан в «Повести о доме Тайра», св. 1 «6. Гио». Киёмори по настоянию тогдашней его фаворитки, танцовщицы Гио, посмотрел на танец Хотокэ и воспылал к ней любовью. Гио приняла постриг, а впоследствии и Хотокэ, осознавшая бренность мирских страстей, также удалилась от мира.