Предания об услышанных мольбах

Янь-сю Ван

Впрочем, и о полном отсутствии таких конфликтов говорить не приходится. Буддийская идея религиозного совершенствования вступает в некоторое противоречие с идеалом государственного служения, в особенности на военном поприще. Буддизм резко восстает и против ритуала кровавых жертвоприношений, отправляемого в шаманских культах. Ряд сюжетов буддийских сяошо не согласуется с привычными утверждениями о традиционной китайской (и тем более буддийской) толерантности. Выясняется, что «низовой» китайский буддизм вступал в серьезные противоречия с религиозным даосизмом в конкурентном социальном пространстве.

Обращение мирянина в буддизм предполагает принятие пяти обетов, содержащих запреты на убийство, кражу, прелюбодеяние, ложь, употребление вина. Соблюдение

пяти обетов становится непременным условием религиозного совершенствования мирянина; напротив, нарушение обетов неизбежно влечет за собой жестокую кару в загробном мире. Сюжетный ряд буддийских сяошо изобилует описаниями разного рода мучений (здесь и злые псы, и птицы с железными клювами, и черти со щипцами, и меченосное древо, и гора мечей, и огромное колесо с крючьями, и кипящие котлы, и истязание огнем, и холодом, и голодом и т. д.), выпадающих на долю грешников в аду. Пять заповедей возводятся в нравственный закон не только буддийской паствы, но и всего китайского социума в целом. Суровый приговор загробного суда ожидает и тех, кто принял, но не исполнил обеты, и тех, кто обетов не принимал, а нарушал их по злому умыслу или незнанию.

Запрет на убийство — наиболее универсальная и непреложная заповедь простонародного китайского буддизма: ее нарушение неизбежно влечет за собой суровую кару в загробном мире. Убиение живых существ, не исключая домашних животных и мельчайших насекомых, приравнивается к убийству людей, поскольку те и другие пребывают в едином круге рождений и смертей. В этом контексте употребление яиц в пищу приравнивается к убиению живых существ, а охота и рыбная ловля считаются преступным занятием, подлежащим суровому возмездию.

Буддийская мораль предписывает мирянину полнейшее добронравие и сострадание к ближнему и слабому, осуждает проявление жестокости.

Значительное (хотя и вряд ли повсеместное) распространение в религиозной практике простонародного китайского буддизма IV—V вв. получили восемь обетов. Мирянин, принявший эти обеты, обязуется помимо пяти обычных заповедей исполнять три дополнительные: не носить украшений и не употреблять косметику, а также не увлекаться музыкой, танцами и зрелищами; не возлежать на слишком высоком и широком ложе; не есть в неурочное время. Восемь заповедей заимствуют некоторые элементы монашеских обетов; они строже регламентируют повседневную жизнь мирянина, предъявляют более жесткие требования к его благочестию и религиозному совершенствованию. Неукоснительное соблюдение этих обетов обеспечивает ему несомненные преимущества в потустороннем мире.

Между тем было бы большим преувеличением представлять простонародный китайский буддизм религией, предъявляющей своим адептам жесточайшие и чуть ли не непомерные требования. В отношении регулятивной роли буддизма в сфере китайского социума следует заметить, что при ближайшем рассмотрении буддийские заповеди (в том числе в предельном варианте восьми обетов) не оставляют впечатления излишне суровых или тяжких для мирянина: они вполне уживаются с традиционным хозяйственным, бытовым и семейным укладом.

Представляется существенным также и то, что мирянин, несущий на себе бремя грехов, способен избавиться от него еще при жизни, не дожидаясь приговора загробного суда: уже в раннем китайском буддизме вошла в широкое употребление практика покаяния и очищения от грехов, сколь бы тяжкими они ни были.

Мирянин, исполненный благочестия и строго соблюдающий обеты, достигает высоких степеней святости и удостаивается высшего небесного блаженства, которое в народном сознании подменяет ортодоксальное понятие нирваны. Райское блаженство становится высшим религиозным идеалом простонародного китайского буддизма.

Как мы заметили, основной способ взаимодействия буддизма заключался не в отрицании либо противоборстве, но в интеграции и сосуществовании с традиционными принципами и нормами духовной жизни китайцев. Таким образом, буддизм взаимодействует и с ключевым элементом традиционной китайской культуры — культом предков. Конечно же, буддизм существенно трансформировал предшествующие китайские представления об усопших предках. Отныне посмертная участь усопшего определяется

законом воздаяния, учитывающим соотношение добрых и дурных деяний при жизни. В соответствии с этим усопший либо подвергается адским мучениям, возвращаясь затем в круг новых рождений, либо возносится в небесные пределы, где предается вечному райскому блаженству. Казалось бы, в таком значении буддизм — религия индивидуального спасения и личной ответственности за участь в потустороннем мире. Реальность же простонародного китайского буддизма, определенно тяготеющего к Махаяне, существенно расходится с этим идеальным принципом. Благополучие усопших в потустороннем мире помимо собственных заслуг и прегрешений зависит от доброй воли и благодеяний здравствующих родственников. Буддист-мирянин, озабоченный участью своих родных в загробном мире, пользуется широким набором средств, сложившимся в простонародном китайском буддизме уже раннего периода: накопление религиозных заслуг для последующей передачи покойным, пожертвования монашеской общине, которые также могут быть переданы на счет усопших, участие в буддийских обрядах, совершаемых во благо усопшим, главный из которых приходится на пятнадцатый день седьмого месяца, и т. д. Так добронравный мирянин выступает истовым радетелем за усопших предков. Внеся существенную трансформацию в представления китайцев о посмертной судьбе, буддизм вместе с тем уже в первые века нашей эры успешно приспособился к китайскому менталитету, который связывает благоденствие усопших с благоволением и содействием здравствующих родственников и потомков.

* * *

Указав основные ориентиры, предлагаем читателю совершить собственное путешествие в далекое прошлое буддийского Китая. Последующая судьба «Учения, завещанного Буддой» не всегда была счастливой в Китае, не избежала периодов гонений и упадков. Не всегда способствует его возвышению и политическая конъюнктура... Но времена меняются, и вот уже без малого две тысячи лет буддизм зримо присутствует в китайской культуре, во многом определяя китайское массовое сознание. Знакомство с буддийскими чудесными историями будет способствовать познанию великого соседа и созданной им цивилизации.

В западных окрестностях Пекина раскинулся обширный парковый комплекс Сяншань, или Благоуханная гора: дивное сочетание китайских красот природы и архитектуры. Близость столицы, удобный транспорт и сервис обеспечивают постоянный приток посетителей, который увеличивается в благодатные дни золотой пекинской осени. Особенно многолюдно в монастыре у подножия горы: местная достопримечательность открыта для всеобщего обозрения. Радостное оживление царит в зале Сидящего Майтреи: улыбка, запечатленная на лике будды, передалась окружающим. Майтрея — бронзовая статуя внушительных размеров — от головы до пят почернел от времени, и только большой палец левой ноги сияет ослепительным блеском в полутемном помещении. Согласно преданию, достаточно потереть его ладонью, и на тебя снизойдет высшее благоволение. Автор этих строк не преминул совершить сие нехитрое ритуальное действо и тотчас ощутил радостное чувство приобщения к живой вере китайского народа. Пожелаем же нашему читателю испытать то же чувство от прочтения буддийских чудесных историй!

М. Е. Ермаков

Ван Янь-сю

ПРЕДАНИЯ ОБ УСЛЫШАННЫХ МОЛЬБАХ

Воздаяние за поклонение статуе

Чжан И был приговорен к смерти. Прежде он изготовил золоченую статую Будды, которой поклонялся днями и ночами. Когда настало время казни, меч рассыпался, а шея осталась целой. Чиновники допросили И, и он ответил: