Предания русского народа

Кузнецов Игорь Н.

— Ох, горька! — говорит.

Все думали, что барин помилует, потому что, видимо, Божья воля была на то, чтобы крепкая веревка да вдруг оборвалась. Нет, не помиловал, велел другую навязать. Опять повесили, и на этот раз Фома сорвался. Барин подошел к нему, опять спрашивает:

— Что, Фома, горька смерть?

— Ох, горька! — чуть слышно прохрипел Фома.

— Вздернуть его в третий раз! Нет ему милости!

И так, счетом, повесили барского человека три раза.

(Д. Садовников)

СТАРИНА МОСКОВСКАЯ

Начало Москвы

Начало Москвы неизвестно. Есть поедание, что в сумерках времен давно прошедших, будто бы еще в конце IX столетия, Олег, блюститель Игорева престола, пришел на Москву-реку, которая тогда называлась Смородиною

или Самородинкою, и заложил там городок. Во время князя Георгия (Юрия) Владимировича, когда уже предания о Москве стали более выясняться, в летописях сказано, что на месте Москвы находилось поместье боярина Кучки, состоявшее из шести сел: Воробьева, Симонова, Высоцкого, Кудрина, Кулишек и Сущева, а дом его был на Чистых прудах; что в дремучем бору (где находился Кремль) жил пустынник Букал, а на Крутицах человек мудрый, родом римлянин, Подон. Повествуют, будто бы Георгий (Долгорукий), оскорбленный Кучкою, убив его, завладел его поместьями и заложил город Москву в 1147 году, а сына своего, Андрея Боголюбского, женил на дочери казненного им боярина. Достоверно только то, что в упомянутом году (28 марта) князь Юрий Суздальский, сын Мономаха, роскошно угощал в Москве союзника своего, князя Святослава Олеговича Северского. После князь Юрий сделался великим князем Киевским, а сын его, Андрей, основал свое великое княжество Владимирское, на Клязьме, вдали от Киева, в северо-восточной части Руси.

Во времена усобицы и гибельного нашествия татар на Русь, Москва была одним из младших городов, то Суздальской, то Тверской областей, и составляла сборное место для проходивших через нее ополчений, потому что князья и воеводы Владимирские, Новгородские, Рязанские и Черниговские сходились в нее со своими войсками, направляясь в разные стороны. Москва тогда состояла во владении наследников князя Юрия Долгорукого.

В продолжение долгого времени Москва претерпевала разные несчастные для нее крушения и неоднократно была сожжена и разорена татарами; но судьба, предуготовляя ее к славе, не допустила ее погребения в пепле и ничтожестве, вручив над нею удельную власть князю Даниилу (сыну Александра Невского), который в 1296 году принял титул князя Московского. Этот князь дал Москве некоторую политическую значительность в системе северных русских владений и, присоединив к своему княжеству Переславль-Залесский и другие области, предуготовил Москву быть столицею.

(С. Любецкий)

Козье болото в Москве

И на месте Москвы была дичь глубокая: много было сказок о горах, рощах и лесах ее; долгие тянулись присказки о топях и лугах в тех лесах нетронутых. Недавно еще певалась песенка: Как начиналася матушка каменна Москва.

Приволье тут было птице небесной, не стерегся тут зверь стрелка вороватого. И прошло все: не живет маслина сплошь в году! Показались высокие рога кремлевские. И двинулись князья Московские на поезды удалые! Недалек им был выезд разгулять себя: то в рощах подкудринских, то на трясинных топях козихских, то по вражкам тверских слобожан, то по отлогому бережку речки Неглинной; тут всего было вдоволь; и не бежал еще зверь в Сибирь дальнюю…

Дикие козы и лоси водились по всему Царству Русскому: и много же было коз на болотах Козьих низменных. Никто их тут не распугивал как начиналася матушка каменна Москва.

А при царях и патриархах, тут же был и ручной козий двор: с него собиралась шерсть ко двору царскому; той же шерстью владел и патриарх Московский. Это был у царей и патриархов, — быт хозяйственный. Большие слободы были приписаны ко двору козьему. Как на праздник хаживали красные девки на дело пуховое; весело им было щипать пух под песенки.

Но в топях козьих много тогда легло народа неосторожного. — Всегда была топка Козиха.

(М. Макаров)

Могила забытого святителя

В Москве нынешняя церковь святителя Ермолая была молельною часовней Патриарха Ермогена. Уединенно стоя в чаще ракитника, окруженная топями козьими, она издревле принадлежала ко двору патриархов. По горке к Благовещенью,

почти от самого пруда, красиво сидела берёзовая роща, хорошо в ней свистывали соловьи, хорошо пели и другие пташки. В березняке много родилось грибов, — весело им было родиться на чистоте, на припоре красного солнышка. И все это было для народа Божьего: для чернецов, для отшельников!..

Велик из них был Патриарх Ермоген. Живой на воле Господней он здесь молился за нас, страдал и умер за нас, за Церковь Божию; но не тут, не в своей молельной, — чужие пташки теперь щебечут над его могилой, чужая пчелка сосет там мед с лазоревых цветочков — они одни памятник мужу правды!

Но тут же в молельной спит крепко другой святитель… Ему нет теперь имени на земле у нас, у живых, — камень, его покрывший, затиснут в помосте церковном, при самом входе во храм Божий, народ его топчет. Никому незнамо, кто был этот святитель; но вот крест, вот святительская митра… Они еще не сглажены богатырскою рукою времени, — тут она была бессильна!

Помни это, прохожий на землях света: может быть, этот в живых бывший и теперь лежащий у ног твоих сам обрек себя в жертву, нам другим, смирения недоступного, — но кто он?..

(М. Макаров)

Село князя Владимира Донского

Стойте! Вот церковь Рождества в Кудрине. Справьтесь по Синодику, кажется, ещё существующему в бывшем Новинском монастыре, и вы подтвердите это предание, если я теперь расскажу вам, что это Кудрино было вотчиной князя Владимира Андреевича Донского, брата-сподвижника Димитрию Донскому. Дом князя Владимира услужил отечеству, почти вравне со своим братом-воином. Нельзя решить: мог ли бы Димитрий без Владимира так счастливо стереть татар с лица земли русской?

Мог ли бы и Владимир без отчаянной решимости Донского победить их на поле Куликове? — Какое славное село Кудрино!

(М. Макаров)

Село Троицкое-Голенищево

Остановим наш взгляд на замечательном в историческом отношении селе Троицком-Голенищеве. Туда любил удаляться от шумной городской жизни св. митрополит Киприан (родом серб) как в место неплещно и безмятежно. Туда приезжал к нему беседовать и за благословением великий князь Василий Дмитриевич (сын Димитрия Донского) в конце XIV столетия. Летний приют митрополита был окружен густым лесом; сидя на крыльце в виду Воробьевых гор, любил смотреть он на закат солнца в благоговейном размышлении. Вот наступила тогда еще черная година для России: в летописях сказано, что в то время творились знамения великие, как при злобожном Батые, — на небе выступало солнце кровавое, были бури великие и ветры многие, а у Спаса Нерукотворного, перед святым ликом Его, свеча сама загорелась. И вот, в то время появился на востоке новый, самый страшный бич для России: свирепый Тимур-Аксак (Тимур-хромец, он же Тамерлан. — Ред.). Как молнией сокрушил он войска хана Тохтамыша, благодетеля князя Василия, и с бесчисленными разноязычными полчищами через навалку трупов двинулся к берегам Волги. В летописях сказано, что железо его притупилось о кости человеческие, мечи заржавели от крови…

Не останавливали его ни пучины морские, ни степи безводные, ни зной палящий; по многим градам и весям русским разлилось огненное море; из Коломны видно уже было широкое зарево пожаров, рязанцы в сильном страхе толпами бежали в Москву просить, молить о защите великого князя. Они объявили ему, что грозный Тимур раскинул уже огромный стан свой по берегам Сосны и Двины, а передовой отряд его берет роздых на пепелище Ельца. Ужаснулся и князь Василий; человеческая помощь была бессильна против подобного страшного, неумолимого врага; и вот князь отправился за советом в Троицкое-Голенищево к митрополиту, как некогда отец его прибегал к преп. Сергию, — и святой муж успокоил его надеждою на помощь заступницы богохранимой Москвы Пресвятой Богородицы. Так и свершилось. Между тем, как князь собирал войско, 26 августа наКучковом поле, где ныне Сретенский монастырь, с плачем и рыданием, повергаясь ниц, встречали москвичи икону Владимирской Божьей Матери, и в тот же день Тимур, как значится в историческом предании, убоясь знамения небесного, бежал, никем не гоним, из пределов России.