Предания вершин седых
Шрифт:
— Ну, ну, дитятко! — воскликнула княгиня, подхватывая дочурку на руки.
Поцелуями и мурлыканьем она быстро успокоила Злату, и они принялись резвиться вместе. Ждана не могла удержаться от улыбки, глядя на них. Но оказалось, что не одна она наблюдает за играми княгини с младшей дочкой: из другого окна на них смотрела княжна Любима — немного подросшая, но всё такая же ревнивая. Шаг в проход — и княжна уже бежала к родительнице. Лесияра, в этот миг кружившая Злату, подхватила и Любиму, чмокнула в губы, и вот уже две дочки визжали и хохотали от восторга в её объятиях. Княгиня и сама
— Котятки мои... Звёздочки мои ясные, — приговаривала она нежно.
Обычая ужинать во дворце не бытовало. Приняты были два довольно плотных приёма пищи в день — завтрак и обед. Завтракала государыня, как правило, в кругу семьи, а за обед часто садилась вместе со своими советницами, Старшими Сёстрами. Утром подавалось всего одно-два кушанья, а дневная трапеза была богаче, обильнее и состояла из нескольких перемен блюд. Вечером княгиня выпивала только чашку простокваши либо плодового отвара, кваса или медовой сыты, в урожайную пору могла съесть миску ягод, собранных Жданой собственноручно в саду. Часто в сборе ягод для родительницы участвовали и юные княжны. Нередко Ждана уступала Любиме право поднести государыне летнее угощение, не желая лишать девочку этого огромного и важного для неё удовольствия.
Миска крупной чёрной смородины уже ждала Лесияру. Её кропотливо и заботливо собирали пальчики младших дочек. Во время сбора они сами наелись вволю прямо с кустов, но и сейчас были не прочь ухватить ягодку-другую вместе с матушкой. Лесияра разделила угощение с девочками. Миска большая и глубокая, душистой смородины в ней целая гора — на всех хватало, даже Ждане досталось.
Оставив дела за порогом, вечером Лесияра безраздельно принадлежала дочкам. После садовой беготни настало время негромких домашних бесед, сказок, совместного чтения книг. Любима уже знала грамоту и хорошо читала, а Злата пока смотрела на буквы, как на загадочные закорючки. Впрочем, отдельные письменные знаки она уже узнавала. Ей шёл четвёртый год.
Наконец дочки выпили свою простоквашу, умылись и были уложены спать — с обязательной сказкой на ночь от матушки-государыни, а Ждана навестила сыновей, чтобы пожелать им спокойной ночи. После этого княжеская чета удалилась в свои покои, дабы посвятить оставшееся время друг другу.
Ждана сидела перед большим настольным зеркалом в одной нательной сорочке, окутанная волнистым водопадом волос. Княгиня любила сама распускать ей косы и расчёсывать гребешком. Ждана покрывалась плащом из сладостных, чувственных мурашек, когда пальцы супруги как бы невзначай касались её, а дыхание согревало ей ухо.
— Как день твой прошёл, ладушка? — мурлыкнула Лесияра. — Что нового случилось? О чем думалось тебе, ягодка моя сладкая? Не было ли печали какой?
Бережно, осторожно раздвигал гребешок лёгкие, послушные, шелковисто-гладкие пряди, напитанные силой льняного масла, тихорощенского мёда и промытые чудодейственной водицей из Тиши. Настоящим великолепным украшением были волосы Жданы, сама Белогорская земля наделяла их здоровьем и красой, но не для чужих глаз — лишь для очей милой сердцу супруги, по-прежнему влюблённой в неё, как и в первые дни совместной
— Добрый день ныне был, моя госпожа и государыня, — ответила Ждана. — Сыны мои большие успехи в науках делают, наставницы их хвалят. Обе младшие княжны утром хорошо себя вели, а после обеда расшалились. Любима — заводила во всём. И до всего ей есть дело, всюду носик свой непременно сунет! Начальница стражи твоей, Яромира, рыком рычит от её выходок! — Ждана рассмеялась и добавила, шутливо поблёскивая глазами: — А ведомо ли тебе, государыня, что у нашей Яромиры ладушка-зазнобушка завелась? И дочурка твоя любимая, судя по всему, принимает в судьбе влюблённых самое живое участие!
— Хм, это и впрямь новость! — проговорила Лесияра, воздушно-лёгким касанием лаская другое плечо супруги. — Насколько мне ведомо, давным-давно потеряла Яромира свою невесту: та подошла слишком близко к западной границе Белых гор, и её напугал Марушин пёс, отчего бедняжка тут же скончалась от разрыва сердца. С тех самых пор Яромира закрылась от каких-либо нежных чувств, посуровела и очерствела, всю себя посвящая службе... Не думала и не надеялась я, что она когда-нибудь снова откроет свою душу для любви. И кто же эта счастливая обольстительница?
— Я пока не уверена, моя государыня, — мягко и уклончиво молвила Ждана. — Как бы не спугнуть нашим досужим любопытством эту вёрткую пташку — любовь... Но когда всё будет точно известно, я тебе сообщу непременно. — И прибавила со смешком: — А может, и сама Любима расскажет, ежели всё удачно выйдет. Она там, похоже, целый заговор сплела.
— Это было бы очень хорошо, коли б Яромира наконец любимой супругой обзавелась, — оживилась Лесияра. — Тогда б её душа оттаяла... Я бы очень порадовалась за неё.
— Она уже начинает оттаивать, — улыбнулась Ждана.
— Ну, ты в таких делах проницательнее меня, голубка моя милая, — засмеялась Лесияра. — Тебе виднее. Что ж, будем ждать счастливого исхода! Ну, а ещё что-нибудь расскажешь, душенька моя?
— Встретила я сегодня целительницу Рамут, — проговорила Ждана, не вполне уверенная, стоило ли рассказывать об этом. — Гордана с супругой Нечайкой пришли к ней просить, чтоб та у Нечайки роды приняла. Не простые роды будут, а через разрез живота. Но Рамут — великая и искусная врачевательница, она и не такое с успехом проделывала. Не сомневаюсь, что всё пройдёт гладко и без вреда для матери и дитятка.
— Гордану я неплохо знаю, славная дружинница, воевала храбро, — кивнула Лесияра. — Помнится, она оказалась одной из первых, кто нашёл свою избранницу на западе, а не на востоке, как это обыкновенно у нас было в последние времена. И избранницу её тоже помню, хорошая девушка. Как, говоришь, её зовут? Нечайка?
— Точно так, моя государыня, — подтвердила Ждана, понемногу чувствуя облегчение оттого, что всё-таки не отгородилась от супруги умолчанием.
— Надо будет послать кого-нибудь, чтоб разузнали, всё ли у них благополучно, — озаботилась княгиня. — И, ежели всё хорошо, выслать подарки.