Предатель
Шрифт:
Последним погиб Эска. Он не знал, кто из братьев бросил его назад через огонь, но поднялся на ноги, вскинув сломанный топор. Над ним возвышался Ангрон — Ангрон, пожиравший труп Хейана. Закованный в броню торс и одна рука с грохотом провалились в чудовищную глотку примарха. Библиарий даже расслышал приглушенное шипение пищеварительной кислоты, что-то разъедающей глубоко внутри тела громадного существа.
Его сбил с ног рев. Глаза Ангрона полыхнули в глазницах деформирующегося черепа, и раздался рев, от которого содрогнулось небо. Эска рухнул обратно на землю, лишившись оружия и ощущая боль в таком количестве разорванных
Эска снова приподнялся, оказавшись на коленях, и посмотрел в лицо Лоргару Аврелиану, Владыке XVII Легиона. Безмятежные черты Несущего Слово были омыты густой кровью.
— Тебе следует меня поблагодарить, — сказал Лоргар. — Всему вашему Легиону следует.
Лишившись дара речи, Эска зарычал на примарха. Сзади на него упала тень: Ангрон — или то, чем он становился — приближался.
— Кровь Кровавому Богу, — произнес Лоргар, занося крозиус.
— Они бегут.
В былые времена Фейда Халлертана обвиняли в высокомерии, и он гордился своей внешностью. Посмотрев в осколок стекла, который держал в руках, он был вынужден признать, что уже не будет красивым. Во всяком случае, без обширной реконструкции лица.
Он выронил стеклянный нож, разбившийся о палубу, и уставился на гололит уцелевшим глазом.
— Они бегут, — повторил он, а затем осознал, что вокруг нет вышестоящих офицеров. На мостике «Завоевателя» остались в живых только слуги, рабочие и сервиторы. Тело Лераллы висело на кабелях аугметических соединений, похожих на волосы Медузы. Тобин был в аналогичном состоянии, его проткнуло упавшей потолочной балкой, которая прошла прямо через грудную клетку, пригвоздив его к полу.
Палуба была покрыта трупами Ультрадесантников. Рядом с ними на полу лежали мертвые Пожиратели Миров, а также члены экипажа, которых Фейду было почти страшно считать.
Тут и там бродило несколько Пожирателей Миров, цепные топоры которых работали вхолостую. Казалось, они сбиты с толку, но шлемы не давали Фейду возможности удостовериться в этом.
Он узнал одного из них, увенчанного капитанским гребнем и вымазанного вражеской кровью.
— Делварус, — окликнул он. — Где тело капитана?
Делварус пригнулся, отодвинул обломки и протянул руку вниз. Фейд увидел, как Лотара схватилась за перчатку, и огромный легионер вздернул ее на ноги. Ее лицо было покрыто копотью, сбоку засохла темная корка крови.
— Спасибо, Дел, — сказала она. — Беру назад все, что про тебя когда-либо говорила.
Триарий улыбнулся. Она не увидела этого из-за шлема. Капитан нерешительно протянула руку к трещине в черепе. Окружающие рану волосы свалялись и испачкались.
— Голова болит, — произнесла она. — Фейд, ужасно выглядишь.
Фейд ответил виноватой детской улыбкой.
— Они бегут, капитан.
Лотара подковыляла к гололитическому столу.
— Ультрадесантники никогда не бегут. Они совершают отступления с боем и тактические отходы. И в данном случае они совершенно правильно делают и то, и другое, — она указала на руну «Трисагиона», которая все еще пульсировала полной жизненной силой. — Мне неприятно благодарить Несущих Слово, но этот корабль просто убийца.
Она перевела взгляд на удаляющиеся руны остатков Ультрадесанта.
— Впрочем, они нас почти что поимели. Двигатели?
— Не работают,
— Орудия?
— Нет.
— Навигация?
— Нет.
Лотара фыркнула.
— Стало быть, нам повезло, что они бегут.
— Согласен, мэм.
Она развернулась к оккулусу, испорченному несколькими чудовищными дымящимися дырами от болтов, напоминающими кратеры на усиленном стекле. Изображение Нуцерии колебалось из-за визуального искажения, однако красная буря над Михором была все равно видна с орбиты.
— На что я смотрю? — поинтересовалась она у всех окружающих.
— Понятия не имею, мэм, — отозвался Фейд.
Лотара продолжила пристально вглядываться и, наконец, прокашлялась. Она заговорила спокойным и отчетливым голосом, как будто за последнее время — да и раньше — не происходило ничего неожиданного.
— Кто-нибудь, свяжите меня с поверхностью, — произнесла она. — Мне нужно поговорить с Ангроном.
Эпилог
I
— Что вы сделали?
Как бы мягко Кхарн ни задал вопрос, им все равно двигала злость. Впрочем, это была холодная злость, а не жаркая ярость. Причина крылась не в Гвоздях. Она была куда более личной.
Новая келья для размышлений Лоргара на борту «Трисагиона» была скромным помещением из голого железа и неприкрытой стали. В ней еще не было налета домашнего уюта. Кхарн знал, что со временем она превратится в очередной храм-библиотеку, хранилище свитков и томов, которым посвятит себя примарх. Из-за нынешней своей пустоты она казалась менее привлекательной, однако и странным образом легче переносимой. В комнате не было окон, никаких порталов в варп. Кхарн не мог сказать, насколько существенна эта перемена. Из-за непостоянства примарха понять его настроение и поступки было настоящей проблемой даже в лучшие времена.
Как и всегда вне боя, Лоргар был облачен в рясу. Он трудился за письменным столом, поскрипывание пера сливалось в непрерывный шепот.
— Я сделал то, что было необходимо сделать, Кхарн.
Бывший советник сделал шаг вперед.
— В трюме «Завоевателя»… демон.
Лоргар так и не поднимал глаз.
— Это Ангрон. Не более и не менее.
— Не более?— ошеломление придало ему дерзости. — Пока вы его не связали, оно расправилось с сотнями моих людей. Оно всего лишьревет во тьме внизу, сотрясая корабль. Лотара хочет выбросить его в космос: несколько палуб вокруг него обратились в человеческую плоть, лорд Аврелиан. Стены начали кричать на нас живыми ртами. После переработки наши запасы воды становятся кровью. Что бы там ни было, это не «Ангрон и не более того». Что вы сделали?
— Спустись туда, — Лоргар продолжал писать, шурша пером. — Взгляни сам.
— Что вы сделали? Ответьте мне.
Лоргар с угрожающей неторопливостью поднял голову. В его глазах сверкал свет варпа. Смотреть в них было все равно, что вглядываться в само Море Душ.
— Я его спас, Кхарн. Это был единственный способ. Только я пытался спасти его от Гвоздей, которые постепенно его убивали. Только я искал способы избавить его от существования во власти несравнимой ни с чем муки. И только я действовал во имя его спасения.