Предатель
Шрифт:
Какое-то время капеллан лежал во мраке, приходя в себя после вызванного переходом потрясения. Его не покидало воспоминание о гибели солнца, которое с пронзительным воплем разливало радиацию в пустоту, отравляя целый мир.
Несмотря на окутывающую тело прохладу, мысль вызвала ощущение удовлетворения. Славно служить. А хорошо служить — еще лучше.
Он лежал, а биение его сердца, словно метроном, отмечало ход времени. Когда дрожь прекратилась, он поднялся на ноги, небрежно осматривая неповрежденный доспех. Даже пергаментные свитки
Да. Несомненно.
Хорошее знамение.
Решетчатый пол залязгал под ногами, когда он двинулся по сводчатым залам «Фиделитас Лекс». Первыми ему попались двое рабов в мундирах Легиона, которые шептались в алькове, обмениваясь принесенными энергоблоками. Мелочи жизни смертных и сообществ людей на борту боевого корабля не имели для него никакого значения. И все же он был вежлив и сдержан. Насилие следует применять для достижения своих целей, словно скальпель, а не как дубину.
Они услышали издаваемые доспехом звуки, его шаги и попытались убежать. Их остановил его размеренный и серьезный голос. Ему была нужна лишь дата.
— Подождите, — обратился он к ним. — Что показывает хронометрический отсчет флагмана?
Они ответили, и он почувствовал, как напряжение отступает. После Калта прошло не более недели. Хорошо. Очень хорошо.
Теперь явно настала их очередь говорить, поскольку два съежившихся раба пали ниц, вознося ему молитву как вестнику богов. Один даже рискнул заслужить побои, прикоснувшись к священному Слову, которое было тушью записано на пергаменте и прикреплено к доспеху Темного Апостола.
Он не причинил им вреда. Даже благословил во имя Четырех, пожелав долгой и праведной жизни.
— Благодарю вас, о великий, — прошептал первый.
— Да благословят вас боги, — разрыдался второй. — Мой господин Эреб.
12
Предводители Легиона
Брат мой, враг мой
Посыпь землю солью
В Базилике Перегрина собрались четверо. Трое прибыли прямиком с Арматуры, присоединившись к тому, кто молился в окружении звезд. Над ними медленно плыл флот, который расходился по высокой орбите после окончания битвы. Пустоту усеивали обломки, все еще представлявшие опасность при навигации, и капитаны армады отводили корабли назад, чтобы избежать столкновений с кладбищем останков Ультрадесанта.
На Лоргаре не было доспеха, он облачился в красную рясу с капюшоном — простое одеяние, сотканное из шелка пустынных червей Колхиды, лишенное украшений или орнаментов. Нечто подобное носили жрецы родного мира Лоргара до бурных религиозных войн. Накинутый капюшон отбрасывал на его лицо слабую тень.
Ангрон, Кхарн и Аргел Тал оставались в боевой броне. Все доспехи издавали болезненный треск и шипение поврежденных сервоприводов. Коленное сочленение бронзового гладиаторского облачения примарха искрило, когда он на него опирался. Белую броню Кхарна покрывали серые пятна пыли и грязи, а обильные разводы крови придавали керамиту безмятежно-завораживающую пестроту. На доспехе Аргела Тала присутствовали такие же отметины, хотя священный багрянец куда лучше скрывал
Тут не было официальности, которая столь часто встречалась в других Легионах. Возле черного железного алтаря располагалась золотая табличка с изящно выведенной надписью на колхидском: «Здесь все равны пред взглядом богов».
Лоргар прохаживался среди книжных полок, поглаживая пальцами корешки тесно стоящих книг в кожаных переплетах.
Аргел Тал и Кхарн переглянулись. На кисти Лоргара вновь была бледная кожа, ставшая золотистой от рунических татуировок. На плоти не осталось никаких следов плазменных ожогов.
— Двадцать шесть миров пали, — обратился Носитель Слова к брату, сыну и племяннику. — Арматура была одной из последних. Похоже, можно будет насчитать и другие, поскольку наши флотилии задерживаются в варпе. Но сейчас до нас начинают доходить цифры, и обстановка такова. Двадцать шесть миров повергнуто, их население вырезано, и их боль молитвой проникает в эмпиреи.
Ангрон бросил взгляд наверх. Его налитым кровью глазам не стало легче от темноты и медленного танца двух кораблей Легионов над головой.
— А что с Калтом?
— С Калтом двадцать семь, — поправился Лоргар.
— Нет, — попытки Пожирателя Миров сконцентрироваться напоминали войну, идущую на всем изуродованном лице. Войну, ведущуюся тиком и спазмами, а также медленным низким рычанием. — Нет, я имел в виду шторм. Ты говорил, что на Калте был варп-шторм. Он не разрастается, как ты обещал.
Лоргар продолжал на ходу читать надписи на корешках книг.
— Песнь еще не достигла пика, однако аналогия явно тебе недоступна. Лучше представь себе, что вся эта бойня — памятник. Пирамида. Она не будет завершена, пока не установят верхний камень. Лишь тогда она укажет на звезды.
Ангрон издал раздраженное ворчание. Кхарн вздохнул.
— Хорошо, хорошо, — усмехнулся Лоргар. — Так, чтобы понял даже ребенок? Все, что мы тут делаем, отдается в варпе, однако наши реальности все еще разделены пеленой. Ритуальная просьба высвободит используемую нами энергию и откроет путь, по которому варп хлынет в материальную вселенную. На Калте Эреб и Кор Фаэрон убили солнце, что послужило верхним камнем их ритуала. Когда запылает достаточное количество из Пятисот Миров, я сотворю собственный верхний камень. Но это должно быть гораздо величественнее, чем медленная смерть Калта.
Он вскинул исцеленный палец, упреждая еще не успевшие прозвучать вопросы.
— Не спрашивайте, что именно, я сам еще не знаю. Вероятнее всего, смерть, обладающая монументальным символическим значением.
Предположение вызвало у Ангрона ухмылку.
— Как буднично ты теперь говоришь о разрушении. Гор бы гордился.
В ответ Лоргар вежливо улыбнулся.
— Что дальше, мой повелитель? — спросил Аргел. Его двойной голос странно вел себя внутри собора. Низкий и звучный почти-человеческий голос разносился по залу. Урчащее же шипение демона — нет.