Предатель
Шрифт:
Кхарн знал Аргела Тала так же хорошо, как Несущий Слово знал его. Этому способствовало несколько долгих приведений к согласию и совместных кампаний в ходе Великого крестового похода, и они быстро прониклись уважением друг к другу. Кхарну было очень хорошо известно о покаянном символизме, необходимость в котором так часто ощущал брат, и он мог с легкостью представить, что Аргел Тал наденет этот саван вместо церемониального плаща вне зависимости от того, сработает ли это безумие. Кхарн собирался так или иначе положить этому конец. Одно дело символизм, и совсем иное — жутковатая одержимость. Часто
— А что с полем Геллера? — спросил он. «Лекс» находился в варпе, и его защитный покров берег корпус от прикосновений Нерожденных, бьющихся в Море Душ.
— Поля Геллера оберегают металл и плоть, — ответил Аргел Тал. — Ничто не в силах полностью защитить человеческую душу.
Из ниоткуда начал дуть ветер. Сперва мягко, подергивая пергаменты, прикрепленные к доспехам Эреба и Аргела Тала, и загибая края свитков в руках у рабов. Датчик температуры на ретинальном дисплее Кхарна замерцал, показывая, что температура в помещении слишком низка для поддержания человеческой жизнедеятельности, затем второй раз пробился через помехи и сообщил, что вокруг жарче, чем на поверхности слабого солнца.
— Что они поют? — спросил Кхарн. Он практически свободно изъяснялся на колхидском, однако не мог разобрать ни единого слова, срывающегося с губ рабов.
Перед ответом Аргела Тала прошло несколько секунд.
— Имена, — произнес он скользящим голосом Раума. — Тысячи имен.
Гвозди Кхарна затикали, посылая вдоль позвоночника пляшущие болевые импульсы.
— Какие имена?
— Имена Нерожденных, — отозвался Раум. Его бархатистый голос балансировал между осторожностью и тревогой. — Имена демонов, примитивно переданные человеческим языком. Эреб привлекает к себе взгляды обитателей варпа, спрашивая их, не видели ли они дух Кирены.
— Видели?
— Ловили. Испепеляли. Свежевали. Распарывали. Пожирали.
Кхарн издал ворчание, наблюдая, как дующий из ниоткуда ветер треплет лохмотья рабов. Свечи отбрасывали скачущие тени существ с длинными конечностями, отсутствующих в помещении. Барабанный бой стал громче, словно сердце самого корабля колотилось о стены.
Пожиратель Миров уже тянулся к оружию, независимо от тщетности такого действия, когда первый из бормочущего хора умер.
Женщина в нищенской одежде разорвала пергамент, который держала в руках, и с воплем побежала к Кхарну. Ее глаза болезненно озарились откровением.
— Предатель!— выкрикнула она. — Кхарн-предатель! Кхарн-предатель!
Цепь у нее на горле туго натянулась, выбрав свободную длину. Сквозь бой барабанов раздался звук раскалывающегося древесного ствола, и женщина рухнула на пол, сломав себе шею.
У Кхарна закололо кожу под доспехом. Аргел Тал — или это был Раум? — повернулся и оглядел его. В глазных линзах Несущего Слово сталкивалась и сливалась воедино жидкая ртуть. Оба воина не произнесли ни слова. Барабанный бой усилился, став яростным и подражая дюжине сердец, бьющихся в противофазе.
На другом конце зала Эреб глядел на кости и только на кости. Кхарн видел, что губы капеллана
Следующим стал неопрятный мужчина. Он издал серию омерзительных отрывистых воплей, раз за разом колотясь лицом об алтарь и забрызгивая бедренные кости Благословенной Леди темной внутричерепной кровью и мозговой тканью. Чтобы убить себя, ему понадобилось одиннадцать ударов. Нанеся последний, он задергался и осел на палубу.
Кхарн ощутил, как по его доспеху слабо скребут и царапают пальцы. Целеуказатели неуверенно пытались отследить полусформированные очертания существ, которых на самом деле здесь не было.
Он обнажил клинок и положил руку на наплечник Аргела Тала.
— Брат, ничтоне стоит такой мерзости.
Аргел Тал не успел ответить. Как только Кхарн завершил фразу, Эреб произнес одно-единственное слово: непостижимый приказ на рваном чужеродном наречии. Скелет на алтаре задребезжал и затрясся.
А затем начал кричать без легких и голосовых связок.
В последующие томительные годы, в те редкие дни, когда Кхарну хватало самообладания, чтобы разговаривать — не говоря уж о том, чтобы рассказать о событиях той ночи — одной из немногих вещей, которые он помнил отчетливо, была смерть хора.
Пятнадцать мужчин и женщин, раздиравших собственную плоть грязными ногтям и ритуальными ножами, распались на части прямо на месте. Они взорвались, как будто их разметали невидимые руки богов. Часть растерзанной плоти осталась внутри одежды, остальное расплескалось по комнате. В звуке их священной гибели было что-то свиноподобное — панический поросячий визг, сопровождаемый сальными шлепками сырого мяса об пол. Алтарь окатило дождем требухи, покрывшим корчащийся скелет внутренностями, которых ему явно недоставало.
Словно уловив это, железные барабаны перестали нещадно стучать в подражание множеству сердец, снизив темп и слившись в одно гигантское биение.
Покрытые пятнами крови Кхарн и Аргел Тал отступили от гротескной картины. Пожиратель Миров тер по лицевому щитку пальцами перчатки, чтобы прочистить глазные линзы. Несущий Слово неотрывно глядел на возрождающийся труп сквозь застилающие обзор кровавые полосы.
Эреб не обращал внимания на завывающий эфирный ветер и плач подхваченных им душ. Он возвысил голос, направив крозиус на восставшего мертвеца на алтаре и повелевая тому вновь занять свое место в мире плоти, крови, костей и стали.
Кхарн увидел, как продолжающий вопить труп поднял руку — кости которой были соединены свежим окровавленным мясом — а затем зал погрузился в абсолютную тьму. Чернота сама по себе являлась сущностью, она была слишком глубокой и реальной для обычного отсутствия света. Тепловое зрение ожило, но ничего не показало. Со щелчком включился эхолокационный режим, который дал тот же эффект. Как бы ретинальный дисплей ни пытался компенсировать внезапную слепоту, Кхарн продолжал пребывать во мраке.
Клинок поднялся в оборонительную позицию, раскручиваясь и перемалывая воздух. Что-то вышибло оружие у него из рук. Он надеялся, что это был Аргел Тал.