Предателей (не) прощают
Шрифт:
– О нем я подумаю позже, – решительно заявил Иван и попытался встать, только вот мир почему-то покачнулся.
– И как далеко вы собрались, господин боксер? – насмешливо уточнил врач.
– Домой.
– Боюсь, что вынужден вас расстроить. Сейчас домой никак не получится.
– Это почему еще? – нахмурился Давыдов, пытаясь настроить фокус зрения, который с каждой минутой все сильнее расплывался. И голова становилась тяжелее обычного. – Давайте ваши бумажки, я подпишу отказ от госпитализации.
–
– Я не хочу спать! – возмутился Иван. – И не давал разрешения на вашу самодеятельность.
– Если она поможет организму моего пациента отдохнуть и набраться сил, то его согласие не имеет большого значения. – Врач был строг, решителен и явно сам себе на уме. То ли светило медицины, то ли бунтарь системы, Давыдов так сразу не смог понять. Да и не до этого ему было. – А ваш организм не просто просит отдыха, он о нем уже умоляет. Так что приятных снов, Иван Александрович. Ни о чем не беспокойтесь, в нашей клинике о вас позаботятся.
С этими словами врач покинул палату.
– Паша… – пробормотал Давыдов, едва справляясь с заданием держать глаза открытыми. Усталость и сонливость накатили как-то разом и с такой силой, что бороться получалось только на чистом упрямстве.
– Я здесь, друг, – тут же подскочил к нему Вавилов. – С тобой все будет в порядке. Хорошо, что так обошлось, с язвой шутки плохи.
– Ма-ша…
– Она скоро будет здесь, – кивнул Павел, вынимая из кармана мобильный, который как раз надрывался вибрацией. Звонила Маша. – Если бы я знал, что она твоя, то никогда… Ты же знаешь, женщина друга для меня не женщина. Вань?
Давыдов почти провалился в забытье.
– Не. Говори. Ей, – прошептал, едва ворочая языком.
– Что не говорить? – Вавилов не сразу уловил суть просьбы.
– Язва. Не. Говори, – прикрыл глаза Иван. – Только. Не. Жалость. Не. Смогу. Обещай мне…
– Я думаю, Маша вправе знать, что с тобой произошло, – нахмурился Павел. – Ты не думаешь, что она будет волноваться? По меньшей мере это некрасиво – держать ее в неведении, а по большей…
– Не. Будет, – прервал его Давыдов. – Ты. Не. Понимаешь. Не. Знаешь. Всего. Опасно. Обещай.
Ивану казалось, что все его тело налилось тяжестью, но он все же смог поднять руку и схватить Вавилова за полу пиджака.
– Хорошо-хорошо, – неохотно согласился Павел, отключая телефон. – Я обещаю, что ничего ей не скажу, но ты задолжал мне объяснения.
– Помни. Ты обещал, – пробормотал Иван и сдался в плен снотворного.
На этот раз ему ничего не снилось. Не было ни несбыточных надежд, ни кошмаров. Впервые за… Сколько уже? Давыдов не считал, но казалось,
«Оставь моего мужчину или пожалеешь. Шлюха!» – черным по белому гласило распечатанное на принтере послание.
Мне и гадать не стоило, чтобы понять, от кого оно.
Лёля не успокоилась со своими бессмысленными запугиваниями. Похоже, у нее проблемы с восприятием мира, собственные личностные характеристики на чужих перекладывает.
Я смяла письмо и вошла в квартиру, Лампа с Большим, теперь частым гостем у нас, сидели на кухне, а мальчишки затихарились у себя в комнате.
– Кушать будешь, Шуша? – спросила меня бабушка, которая с появлением ухажера стала несколько одомашниваться и взяла на себя роль заботливой хозяйки.
– Я не голодна, Лампа, но спасибо.
– Что-то ты какая-то бледненькая, – прищурилась она и одарила меня своим фирменным дознавательским взглядом. – Не заболела ли часом?
– Нет, просто много работы навалилось, – отмахнулась я. – Еще и поездка в Милан на носу, волнуюсь. Я никогда не участвовала в таких масштабных мероприятиях…
– А что за поездка? – заинтересовался Петр.
– Показ мод, – ответила за меня Лампа. – Ты обязательно справишься, Шуша. Даже не сомневайся.
– Мне бы твою уверенность, – хмыкнула я.
– А иначе и быть не может, – решительно заявила бабушка. – Ты – Князева, а значит, все будет хорошо.
– Только из-за того, что я Князева? Не слишком ли много надежд ты возлагаешь на нашу фамилию?
– Не на фамилию, Машка, а на гены, – улыбнулась Лампа. – В нашем роду никогда не пасовали перед трудностями, и у тебя все получится.
– Иногда мне кажется, что ты веришь в меня больше, чем я. – Мне захотелось прижаться к родному человеку, подпитаться его любовью и теплом, что я быстренько и проделала. – Кстати, вы ничего подозрительного не слышали, пока здесь были?
Лампа и Петр переглянулись.
– Подозрительного? – уточнила бабушка. – Что-то случилось?
И в этот момент я, как никогда до этого, отчетливо поняла, что не хочу ее тревожить. Не хочу забивать голову пустыми переживаниями и заставлять волноваться. Лампа только с виду может показаться стальной женщиной, на самом деле она совершенно обычная, и мне бы хотелось, чтобы она осталась с нами подольше.
– Нет, ничего, не бери в голову, – улыбнулась я. – Хотела вычислить тайного поклонника.
И я помахала конвертом для наглядности, чтобы притупить бдительность бабушки.
– Стихи? – предположила Лампа. – Как это романтично!
Я едва сдержала фырканье. Знала бы она, какая романтика скрыта в скомканном мною листике, так не восторгалась бы.
– Как много лет во мне любовь спала. Мне это слово ни о чем не говорило, – вдруг начал Большой. – Любовь таилась в глубине, она ждала – и вот проснулась и глаза свои открыла!