Предательство по любви

Перри Энн

– Оставьте вашу жалость при себе, мистер Ловат-Смит, – раздраженно прервал его адвокат, – и дайте мне, наконец, возможность попытаться установить истину!

– Мистер Рэтбоун, – строго заметил судья. – Мы понимаем ваши чувства, но я прошу вас выбирать выражения. Мистер Ловат-Смит, а вас я попросил бы не перебивать столь часто, иначе мы до Михайлова дня не управимся с этим делом.

Обвинитель широко улыбнулся и сел.

Оливер отвесил поклон и снова обернулся к Эдит:

– Думаю, вы можете продолжать, миссис Собелл. Будьте добры. Так что вы

скажете насчет поведения Кассиана?

Свидетельница сосредоточенно сдвинула брови.

– Меня оно ставило в тупик, – взвешивая каждое слово, выговорила она. – Он горевал по отцу, но как-то… по-взрослому. Он не плакал, казался спокойным, даже умиротворенным.

Уилберфорс поднялся, но судья знаком приказал ему сесть на место. Адвокат повернулся к Эдит, но судья сделал знак и ему.

– Миссис Собелл, будьте добры, объясните нам это странное слово – «умиротворенный», – попросил он. – И попытайтесь избежать при этом собственных умозаключений. Что ваш племянник говорил, что делал? Вы меня понимаете?

– Да, милорд. Прошу прощения. – Пальцы Эдит, выдавая ее нервозность, вцепились в перила. – Я несколько раз случайно видела, как Кассиан сидит и молча улыбается. Я спрашивала его, не страшно ли ему быть одному, но он отвечал, что любит одиночество. Иногда он уходил к моему отцу… своему дедушке…

– Полковнику Карлайону? – уточнил Рэтбоун.

– Да. Но потом вдруг начинал избегать его. А еще он боялся моей матери. – Молодая женщина невольно взглянула на Фелицию и снова повернулась к Оливеру. – Он сам так говорил. И еще он был потрясен тем, что случилось с его собственной матерью. Он признался мне однажды, что отец сказал ему, будто мать его… Кассиана… не любит.

Александра на скамье подсудимых зажмурилась, словно от нестерпимой боли, и прерывисто вздохнула.

– Доказательство, основанное на слухах, – заявил Ловат-Смит, вставая. – Милорд…

– Это не разрешается, – объяснил судья Эдит. – Из ваших показаний следует, что мальчик был в сильном смятении. Это все, что вы хотели выяснить, мистер Рэтбоун?

– Много больше того, милорд: причину смятения, – ответил защитник.

Обвинитель издал громкий стон и воздел руки.

– Тогда выясняйте, мистер Рэтбоун, – натянуто улыбаясь, сказал судья. – Хотя вы так и не показали нам, какое отношение это имеет к данному делу. Советую вам сделать это как можно скорее.

– Обещаю, что это станет ясно из показаний следующего свидетеля, милорд, – заверил его Оливер. Он знал, что этой фразой пробуждает внимание присяжных, и молил Бога, чтобы ему удалось сдержать свое обещание.

– Миссис Собелл, приходилось ли вам недавно быть очевидцем жаркой ссоры между мисс Бушан, прослужившей вашему семейству всю свою долгую жизнь, и кухаркой, миссис Эмери? – задал он следующий вопрос.

Лицо Эдит выразило крайнее изумление.

– Ссор было много, – сказала она. – Наша кухарка и мисс Бушан враждуют уже не первый год.

– Совершенно верно. Но та ссора, о которой я говорю, случилась две с лишним недели назад на черной лестнице в Карлайон-хаус.

Вас позвали, чтобы унять их.

– Да, это так. Кассиан очень испугался и позвал меня. У кухарки был нож. Уверена, она не пустила бы его в ход, но мальчик этого просто не знал.

– Из-за чего вышла эта ссора, миссис Собелл?

Ловат-Смит вновь во всеуслышание застонал.

– Из-за чего? – Эдит смутилась. Ее не предупредили о возможности такого вопроса – Рэтбоуну важно было убедить присяжных в полной искренности свидетеля.

– Да. Что явилось предметом спора? – настаивал он.

Уилберфорс застонал еще громче.

– Милорд! – взмолился он несчастным голосом.

Оливер повернулся к судье.

– Моему ученому другу, кажется, плохо, – сообщил он озабоченно.

Это вызвало нервозные смешки в зале.

– Суть! – громко воскликнул обвинитель. – Доберетесь вы когда-нибудь до сути?

– Несите ваш крест с достоинством, дружище, – заметил защитник, – и не мешайте мне нести мой. – Он опять посмотрел на свидетельницу. – Миссис Собелл, припомните, пожалуйста, что было предметом ссоры между гувернанткой мисс Бушан и кухаркой.

– Да… Да, конечно, хотя я не вижу, каким образом… – забормотала Эдит в ответ.

– Этого никто не видит, – снова встрял Уилберфорс.

– Мистер Ловат-Смит! – резко осадил его судья. – Миссис Собелл, отвечайте на вопрос. Если ответ покажется мне не относящимся к делу, я сделаю замечание мистеру Рэтбоуну.

– Да, милорд. Миссис Эмери заявила, что мисс Бушан плохо воспитывает Кассиана, – начала рассказывать молодая женщина. – Она сказала нашей гувернантке… Но это были личные оскорбления, мне бы не хотелось их повторять.

Адвокат колебался. Это, конечно, развлечет присяжных, но, с другой стороны, подорвет в их глазах авторитет мисс Бушан, которую он хотел вызвать следующей. Малая толика смеха, прозвучавшего сейчас, впоследствии может стоить слишком дорого.

– Избавьте нас от лишних подробностей, – попросил он. – Однако прошу всех заметить: по тому, с каким накалом велась перебранка, можно судить, насколько для этих двух женщин был важен предмет спора.

Эдит улыбнулась и продолжила:

– Если в общих чертах, то повариха сказала, что мисс Бушан везде следует за мальчиком по пятам, морочит ему голову и уверяет его, что его мать отнюдь не дурная женщина. – Она беспокойно огляделась по сторонам. Притихшие присяжные пристально смотрели на нее. К ним вернулось ощущение трагедии. Да и в зале теперь тоже стояла тишина.

– А кухарка? – спросил Оливер.

– Кухарка сказала, что Александру следует повесить. – Последнее слово миссис Собелл выговорила с трудом. – И что Кассиан должен знать, что она того заслуживает.

– Что на это ответила мисс Бушан?

– Что миссис Эмери ничего в этом не смыслит, что она невежественная особа и должна оставаться на кухне, где ей и положено быть.

– Вы поняли, что имеет в виду мисс Бушан? – Низкий голос Рэтбоуна был лишен какой бы то ни было театральности.