Предел безнаказанности
Шрифт:
Но от своей идеи набраконьерить рыбы не отказался и на следующее утро приволок наполовину сдутую лодку на берег озера в тот час, когда над водой еще не рассеялась туманная дымка. Подкачал лодку, спустил на воду, аккуратно забрался внутрь, подгребая веслами, доплыл до ближайшего омуточка… Все делал тихо, неторопливо присоединяя к аккумулятору клеммы, опасался хотя бы в малости нарушить полученную от знакомого инструкцию. А когда, несколько минут спустя, увидел трех всплывших на поверхность воды плотвичек, чуть не закричал от восторга, так все оказалось просто. Электроудочка
Он знал, что сделает с уловом. Большая часть пойдет на соление – у Антохи очень неплохо получалось делать воблу из пойманной в местных озерах рыбы. Несколько штучек он отдаст Ангелине на уху. Стервой она была той еще, но готовить умела знатно: на завтрак обязательно варила кашу, чтобы мужчины подкрепились перед работой и школой, в обед непременно радовала наваристыми супами, на ужин – картошка, яичница, салаты. Антоха подозревал, что его отец, Иван Дурандин не выгоняет сожительницу со двора только благодаря ее поварским способностям.
Кстати, говорить отцу про остальную рыбу он не собирался, дабы не появился у того повод через несколько дней лазить по чердаку в поисках досушивающейся воблы, которую старший Дурандин, не спрашивая разрешения у сына, подчистую уничтожал с собутыльниками под пиво. Антоха рассчитывал вернуться домой, когда отец, проснувшись, уйдет отрабатывать свои копейки на местной ферме. В подвале их дома имелась подходящая кастрюля, вернее бак, в который поместился бы улов и побольше этого. Главное, чтобы стерва Ангелина не услышала его хождения и не доложила потом отцу все, что вынюхает.
Но это будет позже, а сначала Антоха намеревался позавтракать своей обожаемой щукой прямо тут, на берегу Раевского озера. Он убрал ее в отдельный от остальной рыбы пакет, где щука нет-нет да слабо трепыхалась и, казалось, смотрела на своего губителя постепенно угасающим взглядом через мутноватый целлофан.
Он решил почистить рыбину. Орудуя острым перочинным ножом, быстро соскреб с нее, еще живой, чешую, вспорол брюхо, выбросил в воду кишки, промыл, удалив жабры, слегка подсолил изнутри и снаружи и, насадив тушку на жесткий прут, приспособил поджариваться над огнем костра.
Потом, когда обгладывал последние косточки, Антохе показалось, что щука на вкус все-таки не такая, как хотелось. Возможно, промыл ее плохо, или не добавил специй, а, возможно, виноват был электрический разряд, как-то там повлиявший на вкусовые качества рыбы. Но впервые поедание лакомства не доставило ему истинного наслаждения.
Домой он вернулся мрачный, несмотря на то, что притащил с собой внушительный пакет с добычей. Стараясь ничем не греметь, сунулся, было, в подпол, но внимание привлеки раздававшиеся из комнаты отца звуки. Словно щенок поскуливал. На цыпочках подошел к двери, приложил ухо к замочной скважине – так и есть, кто-то скулил или всхлипывал.
Войдя в комнату, Антоха первым
– Привет, сеструха!
– Игоречек мой! – Лариса Федорова бросилась на шею брата и крепко его обняла. – Насовсем вернулся?
– Еще бы не насовсем! С меня двух лет вполне достаточно.
– Ой, как время-то пролетело, – Лариса бегло осмотрела свою палату. – А я вот здесь уже почти…
– Сейчас, сейчас все расскажешь, – перебил брат. – Сначала с моим друганом поздоровайся, ты Володьку Козырева обязательно должна помнить.
Из-за спины Игоря вышел второй посетитель в таком же белом больничном халате, с объемистым пакетом в руках. Парни были почти одного роста и возраста, с одинаково короткими стрижками, только волосы у Володи по сравнению с приятелем были намного светлее, да и лицо не такое скуластое. Лариса его действительно вспомнила – среди ребят, гонявших мяч на футбольном поле деревни Кобяково, он всегда выделялся своей белобрысой головой.
– Тебя, кажется, звали Седой? – спросила она.
– А еще – Белолобый, – широко улыбнулся Володя.
– Представляешь, сеструха, мы с ним в один день домой вернулись! – Игорь расстегнул и распахнул халат, под которым красовался солдатский китель, украшенный аксельбантом, сверкающий значками, пуговицами и начищенной пряжкой. – Приезжаю я в Москву на Ярославский, звоню ему домой, а он оказывается за полтора часа до этого сам на Ленинградский приехал. И вот – встретились два дембеля! Володька, ты гостинцы-то доставай.
– Ага, – откликнулся тот и принялся выкладывать из пакета на стол пачки фруктового сока, шоколадные конфеты, бананы, апельсины…
– Мы у тебя здесь немного посидим, а потом вместе с ним в нашу деревню рванем, с друзьями повидаться.
– Лариса, в вашей палате стаканы имеются? – Володя продемонстрировал торчащее из кармана горлышко бутылки коньяка. В палату их пропустили, после того, как забрали на хранение фуражки, портфель Игоря и проверили пакет с гостинцами на предмет спиртных напитков. Спрятать бутылку Володя догадался буквально на пороге больницы.
– Надеюсь, ты сказал в «вашей палате», не из-за того, что собираешься мне «выкать»? – деланно нахмурила брови Лариса.
– Я-а-а… – слегка растерялся Володя
– Ты моложе меня всего на три года. Так что, давай без церемоний.
– А вы выпейте на брудершафт, и все церемонии отпадут, – предложил Игорь, открывая дверцу стоявшего в углу шкафчика и доставая оттуда два граненых стакана.
– На брудершафт? – Лариса вдруг помрачнела, словно вспомнила что-то неприятное.
– А что такого? – Игорь не заметил смены настроения сестры. – Только сначала сделаем так. Мы с друганом выпьем за наш общий дембель, а потом я для тебя, сеструха, коньячка в его стакан плесну. Чтобы ты выпила, и мысли Володькины узнала. Договорились?