Предел обороны
Шрифт:
— Убей его! — раздалось совсем рядом, и Павел вывернул голову на звук. — Выпусти гнев на волю, и великий Хаос отдаст тебе всю свою силу!
Творец-отступник стоял близко. Очень близко. Если бы у землянина был хотя бы нож!
— Убей!.. — снова начал сектант, но демоница вдруг сделала по-птичьи быстрый выпад головой в его сторону. Гиперборей вскрикнул и, отлетев шагов на пять, плюхнулся в снежную кашу.
— С-сама!.. — прошипела гарпия, снова приблизив морду к лицу Павла. — Смотришь?.. Хочу, чтобы
— Смотрю, — отозвался тот вяло. — Рви уже быстрее…
Исчадие Хаоса вдруг исторгло на чешуйчатые губы какую-то очень знакомую плотоядную улыбку и…
Проклятие! Надо было догадаться раньше!
— Галя?
— Была, — булькнула та. — Теперь — нет!
— Почему же — нет, — пробормотал Павел, — очень похожа. Ты всегда была… ершистая. Убрала бы когти, больно.
— Это хорошо! — радостно объявила демоница, но землянин вдруг почувствовал, что давление действительно ослабло. Так что же… она еще способна слушать?
— Твой Петр — марионетка. Так? Он ничего не может без тебя.
— Он может учить… И направлять…
— Он направляет твою силу, не свою. Но тебе-то все это зачем? Хочешь прикончить меня — валяй! Но люди при чем? Разнесете же город к чертовой матери!
— Великий Хаос!..
— Бред! К черту Хаос — ты пришла за мной!
— Да!.. И я получила!..
— Согласен. А дальше? Ты двенадцать лет мечтала увидеть меня на коленях. Теперь это так, радуйся. Но что дальше? Выпотрошите меня и разойдетесь по домам?
— Ты не жалеешь ни о чем… — проклокотала гарпия. — Ты не на коленях…
— Это потому что ты меня держишь, — подсказал Павел.
Долгие секунды демоница размышляла. Может быть, вопрос был сейчас для нее слишком сложным. А может быть, гарпии вообще тугодумы?
— Галя, не делай этого… — прохрипел сзади гиперборей. — Твоя цель не он… Он лишь твое средство… Убей!.. Ты обезумела, если ставишь под угрозу нашу миссию!
Обезумела? Павел как будто вдруг прозрел: да, наверное, причем уже давно. Глупо было пытаться объяснить ее действия, они всего лишь порождения воспаленного рассудка… Значит, остается только попытаться разрушить сложившийся в ее помутненном сознании образ циничного лжеца, поступить вопреки ее самовнушенному сценарию…
Улыбка, подаренная демоницей учителю, была столь же злорадной, что и доставшаяся раньше землянину. Она убрала лапу с груди своего трофея и отступила на шаг:
— Теперь не держу…
Павел втянул воздух полной грудью. Ребра отозвались резкой болью и, кажется, хрустом. Ничего, главное — суметь встать…
Сдерживая стон, он медленно перекатился на бок, отжался на руках и поднялся на колени. Выпрямиться не удалось — что-то перехватило в боку. Но так, скособочившись, оно, может, и лучше?
— Галя, — позвал он, оборачиваясь. — Извини… меня…
Чудовище
— Врешь!.. Ты никогда… не извиняешься!..
— Теперь извиняюсь, — поправил Павел. — Только редко. Раз в двенадцать лет.
— Просишь пощады?..
— Нет. Прошу простить. После этого можешь ударить.
Лапа чудовища каким-то куриным движением сгребла назад снег и землю.
— Так нельзя!.. Ты не должен!.. Проси пощады!!!
— Нет, — повторил Павел. — Ты была молодой дурой тогда. Но если б сказала о ребенке — все могло быть иначе.
— Все равно бы ушел!..
— Скорее всего, — честно признался он. Это сейчас было нужно — честно… — Но ушел бы не так. Извини меня… за ту боль.
— Что ты знаешь… О той боли… — Она тоже вдруг рухнула на колени своих птичьих ног, сделала движение навстречу. — О двенадцати годах боли…
Крылья сомкнулись над его головой, погрузив в полутьму. Жесткие сильные лапы сдавили плечи, притянули, уткнули в мокрые перья на груди…
— Галя!.. — Крик творца Павел едва расслышал. — Ты предаешь нас!.. Не можешь сама — отдай другим, иначе будет поздно!
— Назад! — рявкнул монстр. — Не твое дело!..
— Остановись! — Голос отступника был наполнен неподдельным ужасом. — Что ты творишь?!
Павел тоже не сразу это понял. Сначала просто стало светлее, потом он вдруг осознал, что больше не зажат тисками лап. А лицо прижато уже не к жестким перьям — к теплой и мягкой женской груди.
Он поднял голову. Не выпуская из объятий, Галя смотрела ему прямо в глаза.
— Я не думала, что ты можешь это сказать, — шептала она. — Ты тоже прости меня… Если сможешь… Я такая же дура, как тогда, правда?.. Ты простишь?..
— Он простит. — Этот голос Павел узнал бы из сотен, но обрадоваться даже мельком уже не оставалось сил. — Я его знаю, он всегда всех прощает.
Градобор сумел подняться только на одно колено. Одежда превратилась в лохмотья, перебитая правая рука все еще сжимала сломанный клинок, но ни одной серьезной раны видно не было.
— Одень даму, — осклабился он. — Зима все-таки …
Павел только сейчас сообразил, что, сбросив дьявольские обличья, все сектанты остались нагишом. Они стояли на коленях вместе со своей ведьмой, и в глазах была одна и та же просьба…
— Ты простишь, Паша?.. — Она не замечала грязи, снега и холода. Ответ был важнее. — Паша, пожалуйста… Я все смогу тогда… Я все исправлю…
— Хорошо, хорошо, — спохватился Павел, сдирая с себя куртку. Пропитанная водой и кровью, изрезанная когтями одежда едва ли защитит от мороза, но все же хоть что-то… — Только не надо ничего исправлять, мы как-нибудь сами…