Предел. Дети палача
Шрифт:
— Поверь, Крей, тебе лучше этого не знать, так что не задавай мне больше вопросов.
То ли тон, с каким были произнесены слова, то ли бледное лицо сослуживца повлияло, но Крей послушался совета и умерил любопытство. Он лишь с подозрением посмотрел на узниц, затем на кошку и отправился к столу в конце коридора.
Через час Крей выпустил из камеры трех пьяниц, что перевели из камеры с решеткой. Прежде чем они покинули тюрьму, стражник не преминул им сообщить о предстоящей казни и о вине Северы. С опухшими рожами и праведным гневом в покрасневших глазах, проходя по коридору к выходу, они сочли своим долгом плюнуть сквозь прутья решетки в убийцу верховного жреца, чем заслужили
А в полдень явился Дориар и шесть законников.
— Не мог ни прийти, — признался советник с ехидной улыбкой, а потом серьезно, и как показалось Севере и Невее, искренне, добавил: — Вы можете мне не верить, но я вас уважаю. Вас обоих. Более достойных врагов и пожелать трудно. А то, что случилось… я всего лишь воспользовался ситуацией, повернул ее в свою пользу, — он потупил взгляд и покачал головой. — Я, правда, сожалею, что все так вышло, и мне не доставит удовольствия смотреть, как ты, воительница Дары, умрешь, — советник замолчал, сделав паузу, а затем он исподлобья посмотрел на Северу. В его глазах заплясали насмешливые огоньки, уголки губ потянулись вверх, — Они поверили, — тихо проговорил Дориар и указал тростью на узниц, будто уточняя, кто именно эти «они». — Поверили, что б меня… — он засмеялся, скорчил рожу и передразнил сам себя: — Я жалею, что все так вышло. Я всего лишь воспользовался ситуацией. Ха!..
— А ведь ты боишься нас, — спокойно произнесла Севера. — Даже сейчас, тварь, когда мы по эту сторону решетки — ты нас боишься.
— И тебе следует бояться, — подхватила Невея. В голосе ее звучали металлические нотки. — Скоро, очень скоро ты отправишься в Великую Пустоту. Клянусь, так и будет!
Улыбка сползла с лица Дориара, щека нервно дернулась. Он прищурил глаза, словно пытаясь скрыть блеснувший в них страх, и сказал:
— Хочу, чтобы вы кое-что знали, прежде, чем тебя, дарния, выведут отсюда… Это касается казни. По моему распоряжению, ты подвергнешься публичному истязанию. Палач переломает тебе кости, отрежет уши и нос, выколет глаза. И уж потом — отрубит голову. Но не стоит надеяться, что он попадет по твоей милой шейке с первого раза, и не стоит рассчитывать, что он выберет острый топор. О, да, люди не забудут этой казни. А потом твою голову насадят на кол, а тело бросят в помойную яму, где его сожрут бродячие псы, — он попытался улыбнуться, но вышла жуткая гримаса. — А главное, люди будут проклинать тебя веки вечные!
Внутри Северы разливался жуткий холод. Она молила богов, чтобы они дали сил с достоинством выдержать все, что ей уготовано.
— Выводите ее, — приказал законникам Дориар и обратился к Невее: — А тебе придется еще здесь посидеть, пока казнь не закончится. Ты ведь не хочешь смотреть, как твоя подруга страдает? Нет? А мне не хочется, чтобы у тебя помутился рассудок, — он стукнул тростью по решетке, будто ставя точку после своих слов.
Глава 39
В тот момент, когда Дориар, стоя перед узницами, рассказывал про ужасы предстоящей казни, Фарамор со своим войском вышел из леса. Ветер, всю ночь и утро гоняющий колючее снежное крошево стал тише, почти растворившись в холодном пахнущим гнилью воздухе.
Впереди простиралось поле — грязно серые лоскуты некогда возделанной земли с рваными островками снежных наносов. Заброшенные фермы, в своей мрачности походившие на древние погосты, ветряные мельницы с поломанными крыльями, оросительный канал, затянутый коркой льда. А дальше, за этим унылым вымершим пространством, возвышалась громада Алтавира. Островерхие башни врезались в небо, почти задевая убегающие вдаль тучи. Окруженные рвом стены опоясывали город мощным и неприступным каменным оберегом. Справа от города, как продолжение стен, темнела полоса яблоневого сада, а слева ощетинилась деревьями роща, в глубине которой находилось
Фарамор поднял лицо к небу, закрыл глаза и распростер в разные стороны руки, будто собираясь объять весь мир. Уголки темных, как земля, губ поползли вверх, в попытке начертать на лице улыбку. Не вышло — снова получилась страшная гримаса. Крылья носа расширились и с шумом втянули воздух.
— Скоро наступит конец всему, — произнес Фарамор, обращаясь скорее к самому себе. — А затем все начнется сначала. Круг замкнется… круг замкнется.
Блэсс смотрел на Алтавир и думал, что только безумцы могут решиться штурмовать неприступные стены этого города. Но ведь войско Носителя Искры и являлось одним сплошным безумием? Что же намерен делать Фарамор? При всей ярости ворхов и свирепости мертвецов и мощи морбестов, нападать на столицу было бы самоубийством. Осада? Нет, для Фарамора это неприемлемо. Да и вряд ли войско чудовищ в открытом бою выйдет победителем против хорошо обученных солдат Алтавира. Каков же план Носителя Искры?
Едва задав себе этот вопрос, Блэсс увидел то, что дало ответ, правда, пока еще непонятный: Фарамор, который все еще стоял с распростертыми руками, задрожал. Послышалось шипение, будто целый водопад обрушился на гору раскаленных углей. Воздух наполнился острым запахом гари, который даже перекрыл трупный смрад мертвецов. У Блэсса защемило в глазах, в горле появилась горечь. Морщась, он натянул воротник шубы на лицо, прикрыв рот и нос. Остальные некроманты тоже поспешили уберечь свои носы от вони. Ворхи же и морбесты вдыхали ее с наслаждением, полной грудью, будто пытаясь ей насытиться.
Ноги Фарамора оторвались от земли. Медленно он поднялся на уровень верхушек деревьев и развернулся в воздухе лицом к своему войску. Голова его с напряжением и дрожью поворачивалась из стороны в сторону, черные влажные глаза, казалось, смотрят на каждую тварь внизу, на каждого некроманта. Грязные волосы шевелились, как серые черви, на фоне клубящихся туч.
Шипение не прекращалось ни на секунду, а запах гари стал еще сильнее. Блэсс чувствовал: еще немного и жгучая горечь разъест глаза и глотку. Морбесты и ворхи урчали, как довольные обожравшиеся коты, мертвецы раскачивались из стороны в сторону, взирая пустыми глазницами на Носителя Искры.
Воздух вокруг Фарамора задрожал и начал темнеть, словно вбирая в себя часть мрачного неба. Скоро Носителя Искры окутало дымное облако. Сначала медленно, будто пробуя пространство на ощупь, оно слегка увеличилось в размерах, а потом с гулом поплыло к земле, расширяясь, расползаясь темной мглой, в которой яростно мерцали зеленые искры. Плотные волны мглы мчались в разные стороны вдоль опушки и вглубь леса, поглощая чудовищное войско и некромантов.
Блэсс кричал. Перед его глазами во мраке проносились зеленые звезды. Он чувствовал как тело и все естество буквально расползается в чем-то липком и холодном. Вот его подбросило вверх, без боли разорвало на части и снова соединило воедино. Теперь, кружась в бешеном вихре, Блэсс ощущал себя частью чего-то огромного и мощного, как океан. Проносились обрывки мыслей, страх сменялся восторгом, снова страхом, радостью и злостью. «Это безумие!» — мелькнуло в сознании, и ответом на эту мысль был хохот Фарамора и хриплый смех Хета.
Темный туман полностью окутал чудовищное войско. Внутри него бушевали дымные вихри и струились мерцающие потоки, проявлялись и таяли неясные силуэты. Казалось, грозовое небо какого-то странного мира опустилось на землю — как насмешка над всем правильным и разумным. С громовыми раскатами туман двинулся в сторону Алтавира.
Законники оттеснили в разные стороны людей, образовав коридор, ведущий от Дома Закона до эшафота.
«Как много для меня чести, — подумала Севера и с презрением усмехнулась. — Эта мразь Дориар решил устроить из казни лихое представление».