Предисловие к 'Правилам'
Шрифт:
– Я показала им то, что принесла.
Скрюченным пальцем Мариска приоткрыла котомку. Некоторое время она молча рассматривала содержимое, а потом, словно змея, скользнула к Эбби.
– Значит, тебе только предстоит показать это волшебнику Зорандеру?
– Да. Он даст мне аудиенцию. Я уверена. Завтра он меня примет.
Мариска достала из-за широкого кушака кинжал и медленно провела им перед лицом Эбби.
– Нам начинает надоедать дожидаться тебя.
Эбби провела языком по губам.
– Но я...
–
– Старуха схватила Эбби за волосы и оттянула ей голову назад.
– Если ты притащишь его сразу следом за мной, то ее освободят.
Кивнуть Эбби не могла.
– Привезу. Клянусь. Я его уговорю. Он повязан долгом.
Мариска поднесла нож так близко к лицу Эбби, что острие коснулось ресниц. Эбби боялась моргнуть.
– Если опоздаешь, я выколю глазик малютке Яне. Один. А второй оставлю, чтобы она видела, как я вырежу сердце ее отцу, и знала, как это больно, потому что потом я сделаю с ней то же самое. Ты поняла, милочка?
Эбби сдавленно пробормотала, что поняла. Слезы душили ее.
– Хорошая девочка!
– Лицо Мариски было так близко, что Эбби чувствовала запах перца в ее дыхании.
– Если мы заподозрим какой-то подвох, они умрут.
– Никакого подвоха. Я поспешу. И привезу его.
Мариска поцеловала Эбби в лоб.
– Ты замечательная мать.
– Она выпустила волосы Эбби.
– Яна тебя любит. И плачет день и ночь напролет, скучая по тебе.
Когда дверь за Мариской закрылась, Эбби, дрожа, свернулась калачиком и заплакала, кусая кулак.
Они шли по широкому крепостному валу. Делора наклонилась к Эбби.
– У тебя неважный вид, Абигайль. Что-то случилось? Отбросив со лба челку, Эбби посмотрела вниз на город, который только-только начинал выплывать из предрассветной дымки, и молча вознесла молитву духу матери.
– Нет. Просто провела скверную ночь. Никак не могла уснуть.
Мать-Исповедница положила руку ей на плечо.
– Мы все понимаем. Во всяком случае, он согласился предоставить тебе аудиенцию. Держись. Он хороший человек. Правда хороший.
– Спасибо, - проговорила Эбби, стыдясь самой себя.
– Спасибо вам обеим за помощь.
На крепостном валу ждали люди - волшебники, колдуньи, офицеры и прочие. Когда три женщины проходили мимо, все сразу же замолкали и склонялись перед Матерью-Исповедницей в поклоне. Многих Эбби узнала. Она видела их вчера. Среди них был и волшебник Томас. Он выглядел встревоженным и, что-то бормоча себе под нос, нетерпеливо листал бумаги, испещренные магическими символами.
Пройдя вал до конца, они подошли к каменной круглой башенке. Покатая крыша низко нависала над дверью. Колдунья постучала и распахнула дверь, не дожидаясь ответа. Краем глаза она заметила, как Эбби изумленно подняла брови.
– Он редко слышит стук, - негромко пояснила колдунья. Комната была
Волшебник Зорандер стоял, опираясь руками на стол, целиком поглощенный изучением лежащей перед ним книги. Спутанные каштановые волосы падали ему на лицо. Женщины остановились.
– Волшебник Зорандер, мы привели Абигайль, дочь Хельзы, - объявила колдунья.
– Проклятие, женщина, - буркнул волшебник, не поднимая головы.
– Я слышал твой стук, как и всегда.
– Не смей на меня рычать, Зеддикус Зу'л Зорандер!
– цыкнула на него Делора.
Волшебник не обратил на ее выступление ни малейшего внимания. Потирая выбритый подбородок, он не отводил глаз от книги.
– Добро пожаловать, Абигайль.
Эбби открыла котомку, но тут же опомнилась и вежливо ответила:
– Спасибо, что согласились принять меня, волшебник Зорандер. Мне необходимо получить вашу помощь. Как я уже говорила, под угрозой жизнь невинных детей.
Волшебник Зорандер соизволил наконец поднять взгляд. Довольно долго он пристально смотрел на Эбби, потом выпрямился.
– И где грань?
Эбби поглядела сперва на колдунью, потом на Мать-Исповедницу. Обе женщины молчали.
– Прошу прощения, волшебник Зорандер? Грань?
Волшебник нахмурился.
– Ты говоришь, что юная жизнь ценнее. Так где та грань, мое дорогое дитя, после которой жизнь теряет ценность? Где она пролегает?
– Но ребенок...
Он предостерегающе поднял палец.
– И не надейся сыграть на моих чувствах, утверждая, что жизнь ребенка ценится выше из-за нежного возраста. С какого момента жизнь становится менее ценной? Где грань? В каком возрасте? Кто это определяет?
– Он помолчал. Жизнь любого человека бесценна. А смерть есть смерть, независимо от возраста. Не пытайся воздействовать на меня слезливыми лозунгами, как какой-нибудь болтун перед безмозглой толпой.
Эбби на мгновение потеряла дар речи. Волшебник тем временем повернулся к Матери-Исповеднице:
– Кстати о болтунах. Что там решил Совет?
Мать-Исповедница сложила ладони вместе и тяжело вздохнула.
– Я передала им твои слова. Коротко говоря, им наплевать. Они хотят, чтобы это было сделано.
Волшебник недовольно хмыкнул.
– Хотят, вот как?
– Ореховые глаза на мгновение вспыхнули.
– Похоже, Совету наплевать на жизнь детей, когда речь идет о д'харианских детях.
– Он потер уставшие глаза.
– Не могу сказать, что не понимаю, чем они руководствуются, или что я не согласен с ними. Но, добрые духи, ведь не им предстоит это делать! Это будет сделано моими руками.