Предложение

Хейл Карина

И за это мне надо поблагодарить Брэма. Брэм мужик. Брэм это человек за соседней дверью, который все еще громко занимается сексом со случайными цыпочками и до сих пор время от времени выводит меня из себя своими поддразниваниями или откровенно сексуальными комментариями. Но когда он этого не делает – в те дни, когда я не проношусь мимо него в коридоре или когда он не стучит в мою дверь – я действительно ненавижу признавать, что вроде как скучаю по нему. Серьезно. По шуткам и общению. И да, может и по его приятному виду тоже.

Но я не слишком-то рада этому, у меня нет никакого

намерения позволить этому мужчину приблизиться ко мне. Как сосед он великолепен, а как нечто большее, чем…он плох, это плохие новости и это плохо для меня.

Сегодня за Авой присматривает мама. Сандра, девушка, которая обычно работает в баре по пятницам, позвонила на работу и сказала, что у нее дела, она не сможет прийти раньше 23.00. Даже несмотря на то, что время сдвинулось с 20.00 до 23.00, Джеймс спросил, не хотела бы я прийти, и он заплатит мне за четыре часа. Естественно, я ухватилась за этот шанс – я хватаюсь за все, что он предлагает.

— Ты действительно обустроила этот дом, — сидя на диване, комментирует мама. Как только она произносит эти слова, я слышу треск ткани. В потертых подушках еще одна дырка. Мы обе смотрим на дырку, затем друг на друга и смеемся. У нас заняло немало времени научиться смеяться над нашими обстоятельствами.

Когда я была молода, у мамы была идеальная жизнь. У нее был мой отец, который порой вел себя безрассудно, не всегда брал на себя ответственность и не особо стремился к лучшему. Но у него было доброе сердце и душа.

Я бы могла подумать, что и всепрощающая душа, но не уверена, насколько это верно. Моя мать всегда хотела большего, и в один прекрасный день она влюбилась в самого скучного в мире адвоката богатых и знаменитых. Это те, которые годами ведут дела. Можно было подумать, что я знала о том, что происходит, но я тогда была подростком, ненавидела всех и вся и совершенно не обращала внимания ни на что вокруг, если это не касалось меня.

В конце концов, мама во всем созналась. Они с отцом развелись, он воспользовался этой возможностью, чтобы уйти на поиски своего пути в жизни. Так он оказался в Индии и стал заниматься благотворительностью. Порой я чувствовала обиду за то, что он так легко ушел – порой я все еще ее чувствую. Мне больно от такого предательства – почему папа ушел, почему он не подумал, что стоит остаться и жить поближе ко мне.

Но, в то же время, я все понимаю. Он предположил, что я в нем не нуждаюсь, что мне будет лучше с мамой и Ричардом, в большом шикарном доме в одном из самых богатых районов Сан-Франциско. Вероятно, он подумал, что не нужен мне, я ведь никогда не говорила обратного, никогда не вела себя с ним так, чтоб он это знал.

Это было далеко от истины. Иногда я думала, один звонок папе, я скажу ему, как он нужен мне, и он вернется. Но я никогда не пыталась. У меня никогда не хватало смелости.

Интересно, а что если с Филом произошло то же самое. Может я сделала что-то неправильно, может я была слишком одержима Авой, и не заметила, как оттолкнула его? Может быть, Филу тоже надо было услышать, что в нем я нуждаюсь.

Я проглатываю горькие воспоминания, они опускаются ниже, куда-то в район груди,

где, надеюсь, и останутся, в том пустом, темном месте за моим сердцем. Думаю, что вижу, как мама делает то же самое. Когда она вышла замуж за Ричарда, возможно из-за того, как они сошлись, он заставил ее подписать положение о возмещении ущерба. Когда она, наконец, ему изменила – давайте смотреть правде в глаза, то, что было между ними, это не любовь – она потеряла все. Теперь у нее нет ничего. Ни образования, ни любви. Она живет в маленьком домике и убирает дома других людей, чтобы заработать на жизнь. У нас обеих было так много, а теперь мы имеем так мало. Знаю, должно быть, люди думают, что это ее карма, она заслужила подобное после того, что сделала.

— Лучше тебе не опаздывать, — предупреждает мама. Эти слова заставляют меня понять, что я так и стою, словно зомби озираясь вокруг.

— Я иду, — говорю ей, входя в спальню, чтобы захватить сумочку. Ава уже спит, так что я быстро выхожу из квартиры, мне надо успеть на автобус.

Интересно, почему я всегда выбираю неправильное время, постоянно натыкаясь на людей в коридоре?

Брэм и его новая подружка только что вышли из его квартиры.

— Привет, — говорю я ему, чувствуя себя сконфуженно от того, что стою в дверях.

— Привет, — лучезарно улыбаясь, говорит Брэм, он вообще не знает что такое неловкость. Не уверена, что когда-то видела его сконфуженным.

Мы молча стоим, брюнетка рядом с ним вежливо улыбается. Она принарядилась, стильное длинное черное платье и золотые украшения, а Брэм надел черный костюм и галстук. Волосы падают ему на лицо, и он выглядит весьма элегантным, таким же, как был на свадьбе своего брата. Он мог бы стать следующим Джеймсом Бондом. Даже его акцент такой же, как у Коннери, может быть с чуть большим упором на «рс».

— Это Брэм? — вдруг спрашивает мама, и я практически подпрыгиваю. Я смотрю назад и вижу, как она просовывает голову в дверь. Ох, я так близка к тому, чтобы закрыть ее.

— Она обо мне слышала? — с ликованием спрашивает Брэм.

— Кто не слышал? — сухо отвечаю я, когда он наклоняется, чтобы лучше видеть маму.

— Должно быть, вы мама Николы, — говорит он, демонстрируя ямочки и предлагая маме руку. — Теперь я вижу, от кого ей досталась такая красота. Яблочко от яблони.

О Господи. Пока моя мама практически тает перед ним, говоря ему, что ее зовут Дорин, и что он слишком добр, я обмениваюсь взглядами с молчаливой брюнеткой. Она выглядит так, словно хочет закатить глаза. Я задумываюсь, интересно, куда они пойдут на свидание.

— Ну, мне пора на работу, — говорю я, зная, что из-за всей этой болтовни могу пропустить автобус.

— На работу? — спрашивает Брэм. — Я могу тебя подвезти.

— Разве он не душка? — говорит мама.

— Все в порядке, — быстро отвечаю ему. — Я поеду на автобусе.

— Ты лучше поедешь на автобусе, чем со мной?

Я снова смотрю на девушку, на этот раз виновато.

— Кажется, у тебя свидание.

— Мы просто собираемся в оперу. — Ой, просто в оперу. — Жюстин не против, правда, Жюстин?