Предновогодние хлопоты
Шрифт:
Когда казалось, что братья уже закончили прощаться, младший вдруг схватил старшего за руку и опять принялся что-то ему горячо говорить с просительным и укоризненным видом, периодически показывая рукой на дом, напротив которого они стояли.
Усатый, мягко улыбаясь, отрицательно качал головой, иногда отвечал, несколько раз произнеся громко слово «аэропорт». Наконец они ещё раз обнялись. Усатый, кряхтя, уселся в машину, сказав: «Здравствуй, дорогой».
Но на этом затянувшееся прощание, увы, не закончилось. Провожающий брат открыл дверь, просунул голову в салон. Он так долго и укоризненно говорил, что старший брат не выдержал и с шутливой строгостью сказал ему на русском:
– Слушай, брат, хватит, да? Что ты меня, как девушку провожаешь! Человека тоже
Но и это не подействовало. Беспокойный младший брат, обратился к Денисову с жалостливо-просительным выражением лица:
– Друг, очень тебя прошу, довези до подъезда. Это брат мой старший, понимаешь, да? Очень, тебя, прошу.
– Сулик, там перекопали, ты же знаешь. Ещё скажи, чтобы меня человек на четвёртый этаж довёз, – расхохотался усатый.
– Тогда близко пусть остановит от подъезда, – не унялся младший брат.
– Хорошо, хорошо, но давайте всё-таки уже поедем, – сказал Денисов, – время поджимает.
– А знаешь, что, Тельман, – сказал вдруг младший, – я с тобой поеду! А назад меня водитель привезёт. Шеф, назад привезёшь, да? Я ещё заплачу…
– Иди домой, Сулик, – расхохотался усач, шутливо вытолкал брата и закрыл дверь машины. Говорил он почти без акцента.
Поглядывая в зеркало заднего вида, Денисов тронулся. Младший брат стоял и смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.
– Вы извините нас, пожалуйста, – повернулся к нему пассажир, – мы немного выпили. Это брат мой младший (Денисов едва сдержал смех, чуть не сказав, что он это уже понял), он в Питере давно живёт, а я сейчас в Минске. Мы родом из Ленкорани. Знаете, нет? От нас до Ирана всего сорок километров. Красивое место – субтропики, мандарины, фейхоа, инжир, море, рыба. Помидоры, знаете какие у нас? Лучшие в мире! Последнее время редко с братом видимся, жизнь такая быстрая пошла. («Что быстрая, то – быстрая», – внутренне согласился с пассажиром Денисов). Времени встречаться, совсем нет. Вот встретились… знаете, у нас родственные отношения очень сильные. Брат такой стол открыл, – пассажир первый раз нарушил лексику русского языка, сказав не «накрыл стол», а «открыл». Я утром в Минск улетаю, он меня уговаривал остаться у него, а я у среднего брата остановился на Ленсовета, от его дома до аэропорта близко. Самолёт рано улетает, надо поспать немного. В Минске прямо с аэропорта поеду на работу. У вас можно курить?
«Если сейчас закурю, то это будет четырнадцатая сигарета за день. Почти полтора часа уже не курил. Вот, надо же! По Павловской теории рефлексов, пассажир напомнил мне о сигаретах и сразу дико курить захотелось! Нет, потерплю, пожалуй», – решил Денисов.
Уже месяца два он пытался бросить курить по методике уменьшения количества выкуренных сигарет за день. Нынешняя его норма была десять сигарет, и он её периодически жестоко нарушал.
– Курите, курите, – кивнул он головой, – я сам курящий.
Пассажир достал пачку «Парламента».
– Форточку немного открою?
– Будьте, как дома, – Денисов вставил в магнитофон кассету. Джордж Бенсон рассыпав по струнам гитары изящнейшую каденцию в унисон со своим необыкновенным фальцетом, запел свою «коронку» «This Masquerade».
Пассажир аккуратно стряхнул пепел в пепельницу. Сигаретный дымок, приятно щекотал вздрогнувшие ноздри Денисова, желание закурить стало невыносимым. Тяжело вздохнув, он ругнув себя: «Слабак», достал из пачки, лежащей в боксе под магнитофоном сигарету. Пассажир услужливо щёлкнул зажигалкой, пропиликавшей первые такты из диксиленда «Когда святые маршируют». Денисов прикурил и с наслаждением затянулся, кивком головы поблагодарив его.
– Я богатый. У меня ещё два брата есть, самые младшие. Один в Москве, другой дома в Ленкорани отцу помогает, дай Бог ему здоровья. У нас в Азербайджане с работой сейчас не очень. В Баку ещё, куда не шло, а в районах плохо. Выживают, кто как может. У моего отца дом, огород, сад, корова, куры, козы. Младшему брату работы хватает. Мы, конечно, с братьями, тоже им помогаем.
Денисов курил, слушал пассажира, поглядывая на него, зная по опыту, что говорливость, вызванная горячительными напитками, теплом в машине и мягким креслом, иногда вполне может закончиться крепким сном, из которого вывести заснувшего иногда бывает довольно затруднительно. Но пассажир вёл себя вполне адекватно, хотя и распространял по салону винные пары; пепел он стряхивал точно в пепельницу, не фамильярничал, не «тыкал» и не важничал.
Денисову не раз доводилось возить людей в разной степени подпития, с разными «бзиками» и видами поведения. Встречались хамы и молчуны, надоедливые болтуны, лезшие с глупыми разговорами, не редкостью были надменные брюзжащие снобы, выказывающие полное презрение к водителю, всем недовольные; не обходилось без пьяненьких весельчаков, утомлявшие россказнями, бестактными анекдотами, нередко случались и сразу «отрубающиеся» пассажиры. Таких приходилось будить и порой довольно бесцеремонно. Случались пассажиры, которые после пробуждения, начинали утверждать, что они уже расплатились. Худшими из пьяненьких пассажиров Денисов считал «политиканов» – эти могли утомить похлеще пьяных женщин и весельчаков со скабрёзными анекдотами.
Невский был пустынен, у клубов на приколе выстроились такси. У дверей отеля отдыхал длиннющий белоснежный лимузин с его логотипом на кузове, ожидающий именитых гостей этого роскошного храма комфорта.
Пассажир раздражённо кивнул головой в сторону отеля.
– Видите, как богато жить стали? Казино, клубы, иномарки, бары, рестораны, супермаркеты. Всё есть, одного только нет…
Он аккуратно затушил сигарету, помолчал. Глядя печально в окно, продолжил скомкано и торопливо:
– Может, я старый стал, да? Не знаю. Всё, как-то не так… не так, понимаете? Только дети радуют и жалко их, знаете. Что дальше у них в жизни будет? Они теперь какие-то не такие. Мы, знаете, другие были. Взрослых уважали, слушали их, не спорили, хлеб на землю не кидали. Теперь дети чересчур свободные. Может хорошо, а может и не очень. Если у ребёнка телевизор папа, что хорошего из ребёнка выйдет, да? Молодым хорошо. Смеются. А что молодым не смеяться, да? Молодые всегда смеются. Они ещё не знают, что жизнь быстрая, думают, что всегда молодыми будут. По улице идёшь – люди мало улыбаются. Ладно, бедные люди, да? У них голова всегда болит: детей накормить, за квартиру заплатить, ботинки починить, когда улыбаться? Я в торговле кручусь, не с бедными людьми общаюсь, они тоже редко улыбаются. Всё у них есть: дома, квартиры, машины, деньги, за границу отдыхать ездят. Они тоже не радуются. Это цифры, понимаете, цифры! В голове у них, знаете, цифры крутятся, стучат, жить нормально не дают! Понимаете? Честное слово, мне иногда кажется, что я слышу, как у человека в голове калькулятор стучит! Вы брата моего видели, да? Он меня провожал. Я пять дней здесь был, хороший товар ему из Белоруссии поставил, сам не бедно живу, не миллионер, могу и больше зарабатывать. Не хочу. Голова будет болеть, спать плохо буду. Семья не голодает, у нас всё есть, а туда (он поднял глаза вверх), сами знаете, ничего с собой не заберёшь. Я пять дней с братом общался, а он всё думает, думает, думает, если даже улыбается – глаза не весёлые, не живые, понимаете? Я ему анекдот хороший – он смеётся. Э-э-э, не так смеётся, я вижу, да! Нет, не так. Он вид делает, что ему смешно, а сам в это время другое думает: у него в голове калькулятор щелкает, мешает смеяться нормально!
Всё-таки пассажира немного развезло. Говорить он стал немного сумбурно, в его вполне приличной русской речи проявлялись заметные оттенки азербайджанского говора, он делал паузы, жестикулировал.
Поворачивая из крайнего правого ряда на Лиговский проспект, Денисову не удалось уйти влево: его нахально подрезал «Фольксваген», шедший слева от него. Он резво «нырнул» вправо и остановился у тротуара, рядом с голосовавшим мужчиной с чемоданом в руке.
– Вай! Что он делает, ишак?! – вскрикнул пассажир.