Предпоследний выход

Саликов Георгий

Любомир Надеевич глубоко вздохнул во сне. Глазные яблоки, закрытые веками, едва заметно вздрогнули.

И предстанет ведь ещё один выпуск. Он же последний. Вот почему этот, который предпоследний, никогда не уйдёт в прошлое. Никогда. Некому будет его наблюдать. Очи-то навек сомкнуты. Оттуда не увидишь ничего. Последний выпуск отправит нас в сущую бездну вселенского пространства. И с той же парочкой имён прилагательных, ни к чему не приложенных. Сначала – чего-то жутковатого, затем – чего-то завораживающего… Но не стоит его предвосхищать.

Разве Ятин в былые дни возмущал мозг предвосхищением? Скажем, когда он отпал от привычного детского состояния беззаботности, да вышел прямо на порог возмужалости? Разве он представлял тот миг, когда

уж непременно освободится от бесконечно продолжающихся успехов меж изнурительной общественно-трудовой деятельности? Неужто он старался тогда углядеть выход на уготованное государственное пособие, подоспевшее только теперь, да почти вдруг? Нет. Успехи, может быть, и представлял, но их окончание скрывалось за горизонтом событий.

И о чём он думал в миг ужаса при исходе из материнского лона? Занимала ли его дума о неотвратимом выпуске из вот-вот лишь наступающего детства, из этой блаженной и унизительной поры – в какую-то невероятную взрослость? Нет же. Когда оно ещё случится, да и случится ли вообще. Потянулся к тите, не замечая дуновений времён, и ладушки.

А при истошном упоении собственного зачатия – о чём помышлял Ятин? Хе. Разве предполагался вообще этот внешний мир?

Впрочем, названные нами прилагательные, а именно, завораживающее и жутковатое, надо думать, к чему-то всё-таки приложимы. Кто знает, вдруг Ятин позволит себе как-нибудь жениться. Немедленно. Чего тянуть? Немножечко потом.

Любомир Надеевич заложил руки под затылок. М-да. Забудет ведь все грёзы, когда проснётся.

Заметим в скобках: Ятин, бывало, всё-таки имел дело с женщинами, и не раз, а, порой, немалой продолжительности. Но… вот, видите – «но». Словечко маленькое такое, однако ж, несущее в себе огромное сомнение.

Любомир Надеевич кашлянул от капли слюны, упавшей в дыхательное горло. И будто пробудился.

А произведение грёзоискусства немедленно перекочевало из сновидения внутрь воображения. Невзирая на принадлежность этого творения выдающемуся умельцу, Любомир Надеевич счёл его неуместным там и тут. Но чем выключить? «Отведаем, – подумал утренний мыслитель, – попытаемся употребить самостоятельные действия без помощи сынка племяшки». И пальцы пытливо потыкались подряд наобум во всевозможные точки ладони, так и достигнув цели. И пусть себе. Само закончится.

Ладонеглядка для госиждивенца – орудие бесплатное. Оттого его обладателю заказано использовать пальцы второй руки, правой. За подобное право надо платить. Хм, любое право бесплатным не бывает. Значит, приходится, в данном бесплатном случае, тыкать пальцами в собственную ладонь (если действительно не хочешь платить), что всяко неудобно. Впрочем, и вообще всё бесплатное – неудобно.

«Отклеить чёртову поделку, что ли? Но нет ни сил, ни сноровки. Она и не приклеена вовсе, а нарисована бесцветным кружевом, впитанным во все поры ладони. Вручена».

«Вымыть, что ли чудо совершенства человеческой выдумки? Бесполезное занятие. Кто нарисовал, то есть, вручил, тот и вправе смыть, иначе говоря, отнять. Не бесплатно».

Одним словом, внутри ума сама собой росла шершавая озабоченность, щекотала восприятие действительности и набирала силу.

Любомир Надеевич поднялся с постели и, в сопровождении беспредметных образов художественного произведения, ничем не отключаемых, но и несильно навязанных, прошёл в купальню.

«Вымоюсь весь», – подумалось ему.

Душноватой парилке он предпочёл свежее корыто с родниковой водой промышленного изготовления, насыщенной смесью безопасного омовения. И окунулся с головой, задерживаясь под водой на длину времени, отпущенную возможностью не дышать. Затем бесшумно вынырнул и реденько фыркнул. Начали возникать новые мысли. У него неизменно в купальне возникают новые мысли. Свежие. И, наряду с ними, чужое произведение новейшего вообразительного искусства благополучно завершило превосходно сколоченную слаженность, пикнуло где-то в высотах и исчезло, не оставив никакого впечатления. Одновременно, в мгновенье ока освободились многомерные области ума Любомира Надеевича. Полностью и начисто. И призывно

зияли. Хорошо-то как! Что ещё надо для произведения собственных мысленных образов, искрящихся жгучим нетерпением и, вместе с тем, совершенно необыкновенных!

А вспыхнули думки о путешествии.

«Надо бы зайти в лавку странствий да подыскать удачный выход из нашего ГУЖиДе*, чтобы метко попасть в лучшее место неизведанного ПоДиВо**». Именно сим выводом и завершилась остро заточенная дума. Надо сказать, подобная мечта бывшего опытного знатока отдельных средовых узлов давненько вызревала в способной голове, и не единожды. Но купальня ставила на нём точку. Помывка набело очищает воображение от всякой шелухи и выводит к разборчивости давнишних задумок, будто новеньких. Ятин удовлетворённо кивнул, подбородком вперёд, создав им шлепок о плоскость родниковой воды промышленного изготовления, затянутой плёнкой бывшей собственной грязи, и выставил мокрую ладонь левой руки. Минуло всего-то четверть осьмушки вырезки суточного круга, а столько происшествий успело содеяться, даже не начинаясь!

*) ГУЖиДе – гражданственное устройство жизнедеятельности. Международное толкование: ЦивЭС, (civilizational ecosystem), цивилизованная экосистема. Простонародное: «Гужидея».

**) ПоДиВо – порядок дикого возделывания. Международное толкование: (silvestre ecosystem), СилЭС, дикая экосистема. Простонародное: «Подивозь».

Любомир Надеевич вышел из корыта и постоял в сушилке, где тело мелко сотрясалось, проворно сбивая с себя влагу и остро возбуждая мышцы к работе. Приняв безукоризненную сушильную службу внешних устройств, и зарядившись бодростью, возбуждённой внутренней мыслью, Ятин, без раздумий включил напёрстником большого пальца незатейливое изображение выходного наряда. И облачился. Правильнее сказать, изображение одеяния само ловко село на Любомира Надеевича. А далее таковое платье надёжно поддерживается на теле нарочно для того испытанным учреждением обслуживания. И, разумеется, никогда, не допускает сбоев: ни внутри себя, ни вовне. Пусть и при невыносимо тяжких обстоятельствах. Изображения складочек на изображении одежды послушно изменяют собственный рисунок и степень глубины, в зависимости от малейшего движения любого участка туловища и отдельных членов человеческого тела. Трепещут и волнуются, откликаясь даже на ничтожное шевеление мышц, причём с изумительной точностью. Изображения по отзывчивости превосходят подобную игру, если бы та велась в одежде вещественной, дедовской. Не пачкается и не изнашивается. Только плати, не дожидаясь окончания сроков, коль, и впрямь хочешь иметь сие удобство и удовольствие. А вчера как раз-таки господин Ятин и свежий госиждивенец, получил значительное выходное пособие и пополнил им свой напёрстник. Носи на здоровье.

Доска с показателями искусственной погоды выставила новейшие данные: воздух в ближайшей области (расстояние ходьбы в течение пары осьмушек вырезки суточного круга) – две трети человеческого тепла при двух третях насыщенной влажности; ветер неустойчивого направления и непостоянной скорости, но не перегоняющий человеческую ходьбу. То есть погода подобна вчерашней, и вообще всегдашней.

До улицы Фёдора Конюхова идти всего ничего, и состояние искусственной среды суть безразлично для оценки поведения в пути. Но хоть оно почти всегда таково, – знать надо сегодня. Для выбора изображения одежды сие, пожалуй, ни к чему, но что касается подогрева и проветривания собственного тела, здесь необходимо быть начеку. Ятин сам занимался средой. Кому, ежели не знатоку этого владычества представлять господствующий там необузданный нрав да склонность к подкидыванию время от времени, и отнюдь не ко времени, крепких задачек. Знатока не удивишь тонкостями видоизменения в среде всяческих узелков и пересечений. Повсеместно из неё выплёскивается на тебя неистовое соперничество всякого рода подельников, и всё это подаётся в твоё бытование, причём без твоего участия. Потому-то и жди подвоха. Не сегодня, так потом. Внимание всегда нелишне. Тем не менее, сегодня обойдёмся без подогрева и проветривания. Положимся на авось.