Предпоследняя правда
Шрифт:
Гриша и журналисты — в разных мирах. Может, их мир плох, а может, чудо как хорош, но он с их миром не хочет иметь ничего общего. Грише можно позавидовать — хорошо бы очертить границы своего мира, залезть с головой под одеяло и не давать интервью. Иногда.
А иногда давать.
Лева сказал — бедный Гриша.
Почему? Потому что УЖЕ доказал. Доказал, и все, миссия окончена, более сложной задачи не найти. Но есть еще остальные шесть задач тысячелетия, почему бы не попробовать? Лева посмотрел на меня как на дурочку.
Ну, откуда мне знать,
Если Гриша настоящий математик, то Лева, конечно, «какой-то не такой». Лева в этом смысле с нами — то есть как все. Ему хочется, чтобы ему сказали — ух, ты!.. У него много миллионов, и каждый из них ему нужен.
Лева расстраивается.
Что он не доказал гипотезу Пуанкаре.
Неужели все-таки расстраивается, что он не доказал?
И что у него нет такой великолепной внутренней свободы.
А все-таки.
В маткружке Лева был первый.
Гениальный сериал Мэтью Вайнера «Mad men»! Гениальная идея — рекламщики 50-х на Манхэттене! Гениально показана эпоха, а как только сериал начинает казаться немного слишком познавательным, вроде «Исторических хроник», включается драматическая линия. Из-за гениального фона я волновалась за героя так, как будто не знала, чем кончится.
Прекрасные диалоги.
Например.
Рекламщики придумывают рекламу дезодоранта. Бормочут — чего хотят женщины, чего хотят женщины?..
В этом месте я включила паузу и задумалась, — я же сценарист, что бы я написала?
Чего хотят женщины?
Денег?
У нас дома была одна запретная тема, не считая, конечно, секса. Это деньги.
Нельзя было говорить, у кого из наших знакомых большая зарплата, — или маленькая.
Нельзя было говорить, что кто-то что-то купил. Если я пыталась сказать, что Алене с Аришей что-то купили — джинсы, — папа говорил: «Люди с высоким индексом ориентации на материальные ценности менее счастливы».
Нельзя было даже сказать, что Резники не могут позволить себе поехать на Байкал, нужно было говорить «Фирка не хочет на Байкал».
Мама любила повторять «деньги не имеют никакого значения», «деньги не важны», «деньги ничего не меняют в жизни»… Это, конечно, неправда. Деньги меняют людей, портят и др. Это фраза пошлая, — пошло повторять такую безоговорочную истину.
В серии, которую я только что написала, есть тетка, которая все время говорит — я никогда не считаю чужие деньги, НО… и дальше подробно, кто что купил.
Может быть, женщины хотят, чтобы у них не было меньше денег, чем у других?
Включила. Посмотрим, что они придумали.
Диалог рекламщиков:
— Чего хотят женщины?
— Всего. Особенно того, что есть у других.
Вот лучше и не скажешь. ЖЕНЩИНЫ ХОТЯТ ВСЕГО, И ОСОБЕННО ТОГО, ЧТО ЕСТЬ У ДРУГИХ.
Ленинградский математический
Из книги «История математического образования в СССР»:
Задача 1
В классе у всех учеников разное число волос. При этом учеников в классе больше, чем число волос у любого, и нет ученика, у которого ровно 100 волос. Каково наибольшее количество учеников в этом классе?
Задача 2
Сумма 123 чисел равна 3813. Доказать, что из этих чисел можно выбрать 100 с суммой не меньше 3100.
Объяснение задач. Обе задачи решаются с помощью принципа Дирихле. Формулировка принципа Дирихле очень проста: «В n клеток нельзя посадить больше n кроликов, если в клетке помещается только один кролик». Принцип Дирихле имеет обобщения, например:
— если kn + 1 предметов разбиты на к групп, то в одной из групп не меньше n+1 предметов,
— если сумма n чисел больше nk и m меньше n, то можно выбрать m из этих n чисел с суммой больше mk.
Из сборника «Математический кружок» Дворца пионеров, первый год обучения (пятый класс).
ЭТО — для пятого класса?! Как бы ни убеждал нас сборник задач маткружка, что вся эта история с кроликами в клетках ОЧЕНЬ ПРОСТА, при мысли о kn + 1 кроликов, шныряющих между k клетками, хочется помотать головой, робко улыбнуться, развести руками, — о нет, я не могу, не могу… И разве может нормальный человек выбрать 100 чисел из 123 с суммой не меньше 3100?
Фира не могла. Она, учитель математики, не могла решить задачи для маткружка! Но здесь недостаточно было знаний, здесь включалось волшебство. И мысль, что Лева, ее малыш, ее Неземной, — может, вызывала в ней сладкий трепет, такой, что возникает при остром физическом удовольствии или при встрече с необыкновенной, пронзительной красотой. Фиру завораживало даже название тонкой серой книжечки, шрифт, запах, слова в предисловии — «для одаренных детей».
Последующая жизнь Резников — это уже непосредственно Левина биография, потому что это была история борьбы Фиры за Леву… или с Левой.
За десять лет жизнь обеих семей, Резников и Кутельманов, окончательно определилась, затвердела, перешла из состояния радостных надежд в состояние «дальше уже всегда будет так», и положение двух семей было неравное.
Эмка был уже не молодой Кутельман, подающий надежды сын знаменитого профессора Кутельмана, он уже сам был профессор Эммануил Давидович Кутельман. Казалось, последние годы обе семьи только и отмечали его достижения: Эмка блестяще защитил докторскую, Эмка стал заведующим кафедрой, у Эмки вышел учебник, Эмка получил премию, Эмка купил машину, Эмка, Эмка, Эмка…