Предпринимательское государство. Развеем мифы о государстве и частном секторе
Шрифт:
Карлота Перес Автор книги «Технологические революции и финансовый капитал: динамика пузырей и периодов процветания» [Perez, 2002; Перес, 2011]. Таллинский технический университет, Эстония;
Лондонская школа экономики, Кембриджский университет и Сассекский университет, Великобритания. Февраль 2013 года
Введение
Поступить иначе
…Беспомощность наша – дискурсивного свойства: мы просто уже не знаем, как об этом говорить.
Дискурсивное сражение
Никогда прежде не вставал так остро вопрос о роли Государства в экономике – хотя он и всегда занимал умы с того самого дня, как Адам Смит опубликовал свое знаменитое «Исследование о природе и причинах богатства народов» [Smith, 1904 [1776]; Смит, 2007]. Причина в том, что почти повсюду в мире мы наблюдаем сегодня масштабное отступление Государства – объясняемое необходимостью сокращения долга и (пожалуй, эта линия аргументации более стройна) задачей сделать экономику более «динамичной», «конкурентоспособной» и «инновационной».
Предлагаемая книга ставит целью разрушить этот ложный образ. Подобно тому, как у Мексики украли Калифорнию и Техас, последовательно навязывая образ «ленивого мексиканца, прохлаждающегося под пальмой» [Acuna, 1976], так и Государство подвергалось нападкам и все более сокрушительным сравнениям, в которых оно предстает забюрократизированным, медлительным и неуклюжим. Инновации, безусловно, не являются основной функцией Государства, однако просто показать его инновационный потенциал и динамичный характер – и, в некоторых странах, способность в исторической перспективе играть в обществе предпринимательскую роль – пожалуй, будет наилучшим способом в проактивной манере оправдать его существование и величину. В книге «Беда идет»1 Тони Джадт [Judt, 2010] пишет в том числе о том, что атака на социальное государство на протяжении последних трех десятилетий подразумевала также и дискурсивное сражение — изменение самого характера наших высказываний о нем, – когда слова вроде «администрация» умаляют роль Государства и его способность к рискованным авантюрам. В данной книге я постараюсь пересмотреть направленность наших рассуждений о Государстве, развенчать идеологически окрашенные мифы и образы – отделить реальные факты от вымысла.
Текст основан на переработанной и существенно расширенной версии отчета «Предпринимательское государство», который я подготовила для британского исследовательского центра DEMOS. В отличие от более традиционного академического продукта, на подготовку которого могут уйти годы, в случае работы для DEMOS я следовала духу политических памфлетов 1800-х годов: выпускать надо быстро, тема горящая. Я хотела убедить британское правительство изменить свою стратегию: не сокращать государственные программы, объясняя это необходимостью сделать экономику «более конкурентоспособной» и более «предпринимательски ориентированной», – но пересмотреть сам вопрос о том, что вообще Государство может и должно делать для устойчивого восстановления после кризиса. Наглядная демонстрация активной роли, [1] какую Государство действительно сыграло в каком-нибудь «рассаднике» инноваций и предпринимательства – скажем, в Кремниевой долине – было тем ключом, который откроет замочную скважину и покажет: в экономике знаний Государство может не только оставаться на вспомогательных ролях, но и активно создавать ее, предлагая дерзновенный образ будущего и целевые инвестиционные проекты.
1
III fares the land — строки из стихотворения Оливера Голдсмита «Покинутая деревня».
Представленная здесь расширенная (более чем вдвое) версия отчета для компании DEMOS опирается на те же первоначальные исследования, но развивает их дальше, глубже анализируя возможные перспективы на уровне компаний и отраслей. Глава 5 целиком посвящена корпорации Apple и рассматривает весь спектр инструментов государственной поддержки, которую получала эта знаковая компания «новой экономики». Изучив роль Государства в самых смелых инвестиционных проектах, стоявших за появлением Интернета и ИТ-революцией, в главах 6 и 7 мы обратимся к следующей большой теме – «зеленым» технологиям. Уже неудивительно, но и тут мы обнаружим: страны, занимающие в «зеленой революции» (в качестве хрестоматийных примеров мы берем солнечную и ветряную энергетику) лидирующие позиции, в какой бы точке земного шара они ни находились, – те, где Государство играло активную роль, выходя далеко за пределы моделей, описываемых теорией провалов рынка. А вовлеченные в этот процесс организации госсектора (такие как банки развития в Бразилии и Китае) не только осуществляли контрциклическое кредитование (как предложил бы Кейнс), но даже осознанно «подталкивали» эти кредиты в наиболее инновационные ветви «зеленой» экономики. Тут же возникают вопросы: может ли такое «подталкивание» вызывать привычные опасения по поводу неспособности Государства «выбирать победителей», – ответы на них разбивают устаревшие убеждения. Книга также пытается разобраться в том, какого рода группа коллективных акторов требуется для запуска экономического роста за счет инноваций, и в том, является ли нынешняя инновационная «экосистема» функциональным симбиозом или же дисфункциональным паразитизмом. Может ли неуверенное в себе Государство вообще уловить эту разницу? В главах 8 и 9 мы ищем ответ на этот вопрос и спрашиваем: как сделать так, чтобы распределение доходов, возникающее в результате активных инвестиций Государства в инновации, сохраняло такой же социальный характер, как и взятые при этом риски? Ведь та критика, которая в последнее время сыпется на банковский сектор (обобществление рисков, приватизация доходов), оказывается ничуть не менее релевантной в «реальной» инновационной экономике.
И в отчете для DEMOS, и в этой книге я говорю о «предпринимательском» Государстве, потому что предпринимательство – которое каждый уважающий себя современный политик торопится стимулировать – это не только стартапы, венчурный капитал и «гаражные умельцы-самоучки». Это также готовность и способность экономических агентов брать на себя риск и подлинно найти-анскую неопределенность (Knightian uncertainty): то, что в самом деле неизвестно [2] . Попытки инноваций обычно проваливаются – иначе их не называли бы «инновациями». И потому, чтобы связываться с инновациями, надо быть слегка «чокнутым»… Частенько они обойдутся вам дороже, чем принесут вознаграждения, и потому традиционный анализ затрат-выгод тут не срабатывает с самого начала. И хотя Стив Джобс говорил об этом в 2005 году на своей знаменитой лекции в Стенфорде: инноваторы должны оставаться «голодными и безрассудными» – Stay Hungry. Stay Foolish [Jobs, 2005] – лишь немногие осмелились признать, как много такого безумства требовалось, чтобы запустить волну инноваций, финансируемых
2
Термином «найтианская неопределенность» обозначают «неизме-ряемый» риск, то есть такой, который не поддается измерению. Назван по имени чикагского экономиста Фрэнка Найта (1885–1972), изучавшего теоретические основания риска и неопределенности, а также различия между ними с экономической точки зрения.
Государство… оно в самом деле способно «безрассудно» вкладываться в инновации? Да, большинство радикальных, революционных инноваций, изменивших динамику капитализма – от железных дорог до Интернета, современных нанотехнологий и фармацевтики – позволяют отследить свои истоки в наиболее отчаянных, ранних и капиталоемких «предпринимательских» инвестициях Государства. И как мы подробно покажем в главе 5, все технологии, которые и делают джобсовский iPhone таким «умным», берут начало в государственном финансировании (Интернет, GPS, сенсорный экран и активируемый голосом персональный помощник SIRI). Подобные радикальные инновации – неизбежно сопряженные с крайней неопределенностью – возникли благодаря не венчурным капиталистам или «гаражным умельцам». Эти инновации стали возможны благодаря видимой руке Государства. Инноваций не случилось бы, если бы мы дожидались, пока их сотворит «рынок» или бизнес сам по себе – а государство бы стояло в сторонке и обеспечивало необходимый минимум.
Исправить провалы. А еще?
Но что же экономисты говорили обо всем этом? Они либо вообще игнорировали эту тему, либо рассуждали примерно так: Государство попросту исправляет провалы рынка. Стандартная экономическая теория оправдывает вмешательство Государства в случае, когда социальная отдача от инвестиций оказывается выше частной – иными словами, когда ситуация такова, что частный бизнес вряд ли будет инвестировать. Это касается и мероприятий по очистке окружающей среды в случае загрязнения (негативный «экзогенный фактор», не включаемый в список расходов компаний), и финансирования фундаментальных исследований («общественное благо», которое трудно оценить). Тем не менее на их долю приходится менее четверти всех инвестиций в исследования и разработки США. Крупные визионерские проекты – вроде «отправить человека на Луну» или «сочинить образ будущего Интернета» – требуют гораздо большего, чем просто расчет социальной и частной прибыли [Mowery, 2010].
Такого рода вызовы требовали конструирования образа будущего, миссии и прежде всего – уверенного осознания (confidence) роли Государства в экономике. Как выразительно заметил Кейнс в работе «Конец laissez-faire» [Keynes, 1926, p. 46; Кейнс, 200741, с. 382]: «Важно, чтобы правительство не выполняло, лучше или хуже, тех функций, которые и так выполняют индивиды, оно должно делать то, что сейчас не делается вообще». Подобная задача требует визионерства и желания сделать так, чтобы в определенных местах что-то начало происходить — что требует не просто бюрократических навыков (хотя, как отмечает Макс Вебер [3] , они и играют критически важную роль), но также реальной экспертизы, специфичной для данной технологии и данного сектора. И такую экспертизу можно найти только при условии творческой, визионерской трактовки роли Государства – которое становится способным очертить будущий ландшафт в соответствующей области. Ведь в чем «секрет» агентства DARPA, того самого, которое изобрело и коммерциализировало Интернет, оставаясь частью Министерства обороны США (подробнее мы рассмотрим его в главе 4)? Основной составляющей его успеха стала способность привлекать таланты и подогревать интерес к какой-то конкретной задаче. И это не случайное совпадение, что ARPA-E, аналогичное агентство в составе Министерства энергетики США, сегодня не только играет ведущую роль в американских «зеленых» инвестициях, но еще при этом и развлекается (поощряя в энергетических исследованиях метод проб и ошибок, а вовсе не страшась его) и в итоге привлекает в эту область самые лучшие мозги [Grunwald, 2012].
3
Например, Эванс и Раух [Evans, Rauch, 1999] показывают, что государственная бюрократия веберианского толка, в сфере занятости следующая принципам меритократического найма и прогнозируемого карьерного продвижения, увеличивает шансы экономического роста, даже если контролировать такие переменные, как первоначальный уровень ВВП на душу населения и человеческий капитал.
В книге много примеров из США – это сделано намеренно, с целью показать, что в стране, которую часто считают образцом преимуществ «свободного рынка», в действительности, когда дело доходит до инноваций, работает одно из самых интервенционистски настроенных правительств в мире; более свежие примеры, впрочем, в основном будут касаться «развивающихся» (emerging) государств. В таких странах, как Бразилия и Китай, визионерские инвестиции представлены сегодня надежными государственными инвестиционными банками – которые не только обеспечивают контрциклическое кредитование, но еще и направляют его в новые, непредсказуемые области, которых опасаются частные банки и венчурные капиталисты. И здесь, как и в случае с DARPA, большую роль играют экспертиза, талант и визионерский подход. Это не случайность, что в Бразилии во главе государственного инвестиционного банка BNDES стоят два человека, чей бэкграунд связан с шумпетерианской инновационной экономикой; это их команда экспертов не испугалась риска и позволила состояться инновациям в таких новых секторах, как биотехнологии и экологически чистые технологии (cleantech). Сегодня банк получает рекордную прибыль за счет инвестиций в производство, а не за счет чисто спекулятивных инвестиций: в 2010 году его доходы на инвестированный капитал составили впечатляющие 21,2 % (и были затем реинвестированы Бразильским казначейством в такие сферы, как здравоохранение и образование), тогда как Международный банк реконструкции и развития (МБРР), аналог Всемирного банка, даже не вышел на положительный баланс (-2,3 %). Точно так же Китайский банк развития сегодня лидирует в стране по инвестициям в «зеленую» экономику [Sanderson, Forsythe, 2012]. Мнительные эксперты обычно переживают, что государственные банки тут «вытесняют» частное кредитование [Financial Times, 2012], но истина заключается в другом: эти банки действуют в секторах, а точнее даже в узких направлениях внутри секторов, на которые частные банки ступать не решаются. Поэтому речь идет о Государстве, выступающем как движущая сила инноваций и изменений, – не просто «снимая риски» с не желающих рисковать частных акторов, но и решительно прокладывая путь, предлагая ясное и смелое видение будущего – полностью противоположное тому образу Государства, который нам обычно навязывают.