Председатель 5
Шрифт:
Комната была светлой, чистой и просторной. Без излишнего пафоса, свойственного кабинетам многих чиновников.
— Слушаю вас, — снова обратился он ко мне, — два года назад, в Ялте наша личная встреча привела к довольно интересным последствиям. Чем удивите на этот раз?
— Так вы помните? — удивился я.
Он кивнул.
— Вы из тех, кто умеет устраивать вокруг себя переполох, который трудно не заметить и не запомнить.
— Надеюсь, это не недостаток, — улыбнулся я.
— А это вы сами мне ответьте, — смерил меня серьёзным взглядом Алексей Николаевич, — если я правильно догадался, то разве не поэтому вы добивались
— Пожалуй, именно поэтому, — согласился я и кратко озвучил своё беспокойство насчёт того, что всё выглядит так, будто меня и мой колхоз попросту топят и душат, а затем спросил, — как так, товарищ Косыгин? Разве это справедливо?
— Совсем не справедливо, — ответил он глубоко вздохнув, — полностью с вами согласен.
После чего он замолчал, и я снова спросил:
— И что мы можем с этим сделать?
— А ничего мы с этим делать не будем, — отчеканил Косыгин, — потому что моя должность называется председатель совета министров, а задачу по поводу твоего колхоза поставил лично Леонид Ильич.
Вот это новости. Я едва ли не присвистнул от удивления.
— Но почему?
— А ты этот вопрос задавай не мне, а товарищу Суслову, нашему главному идеологу, который на заседании политбюро посвятил минимум полчаса рассказывая о том, что у нас в Советскому Союзе завёлся самый настоящий кулак-мироед. Да-да, это про тебя, — на эмоциях он даже внезапно перешёл на «ты», — и более строгие меры не были приняты в отношении твоего колхоза только потому, что это беспредел. И нам с министром Мацкевичем пришлось долго и серьёзно его отстаивать и защищать, чтобы вы отделались так как отделались, а не оказались разгромлены целиком и полностью.
Чем больше Косыгин говорил, тем мрачнее я становился. Всё оказалось ещё хуже, чем я думал. И врагов, судя по всему у меня гораздо больше, чем я надеялся.
Ну, во всяком случае я не верю, что подобным бы стал заниматься Суслов Михаил Андреевич, а значит есть и другие.
Ну а его отношение стало для меня сюрпризом, но, если подумать, он ведь коммунист старой закалки и самых жёстких взглядов, да ещё и большой консерватор. Не так уж и удивительно, что моя деятельность ему встала поперёк горла.
Плохо ещё и то, что именно при Брежневе он оброс наибольшим влиянием, чем когда либо. Так что пока мне трудно с ходу придумать, что с этим делать.
Алексей Николаевич, тем временем, продолжал:
— И, поверь, есть много тех, кто с радостью Суслова тогда поддержал. Многим ты, Филатов, на мозолях потоптался своим успехом. Слишком быстро взлетел, слишком часто высовываешься. А у нас, знаешь, как часто бывает? Ты уж прости меня за прямоту, но если кто-то из общего чана с говном выпрыгивает, то достаточно таких найдётся, кто не плечо ему подставит, а за ноги обратно тащить будет. Вот примерно это сейчас и происходит с твоим колхозом.
Я понимал, что он прав, но с ответом пока не спешил. Всё это стоило как следует обдумать.
Вот поэтому мне никогда и не нравилась политика. В любое время, хоть в будущем, хоть в прошлом — это чёртово болото с ядовитыми гадами, которые, чаще всего, думают совсем не о том, как сделать лучше для страны и для людей в ней живущих.
И даже если туда приходит человек с благородными целями, то ему очень сложно удержаться на плаву и не превратиться со временем в одного из них, постепенно поступаясь своими принципами и заключая сделки с совестью.
Хотелось бы мне просто
— И как мне поступить со всем этим прямо сейчас? — спросил я, надеясь, получить хоть какой-то совет, от человека, который явно в таких делах не одну собаку съел.
— Работайте, Филатов, работайте. А о разговоре этом лучше помалкивайте. Худшее, что вы сейчас можете сделать — это рвать на себе рубашку и размахивать шашкой, крича о справедливости. Нет, сейчас самое время вспомнить, что за два года ты умудрился сотворить практически чудо. Причём, не благодаря, а вопреки. Вот этого мы от тебя и ждём. Что ты эти чудеса поставишь на поток, превратишь в планово-ожидаемое чудо, — он на секунду замолчал, отпил воды из стоящего рядом стакана, а затем продолжил, — и вот если ты до следующего съезда партии останешься на плаву, вот тогда ситуацию можно будет менять. Потому что, если твой колхоз не утонет, тогда у нас появятся более весомые аргументы. Ведь ты же не думаешь, что в этом только товарищ Суслов замешан? Там ещё товарищи из внешторга тоже по твою душу ножики точат.
— А им то зачем? — не удержался от удивлённого возгласа я.
— А затем, буду с тобой откровенен, что там откаты от болгарских овощей и марокканских апельсинов, не то что получены, а уже и поделены те откаты, которые они получат через пять лет. А тут ты со своими теплицами. И это, извини меня, угроза. Зачем нужен импорт, если можно в Союзе всё выращивать? А, соответственно, большой кусок пирога мимо рта проходит.
Я видел, что эти слова Алексей Николаевич произносит с горечью и болью в глазах. Вот она ещё одна сторона большой политики. Все всё знают, но сделать с этим практически ничего не могут, даже если сильно захотят. То и дело приходится закрывать глаза на коррупцию, даже тем, чьему положению, казалось бы, ничего не угрожает.
— Только как же это неправильно, — грустно согласился с ним я, — и это в советской стране.
— Страна-то советская, но некоторые люди, хоть с виду и тоже советские, но чуть поскреби и там такая гниль внутри, что лучше её не трогать. Потому что вонь от этих гадов всю страну накроет, да на пять километров ввысь поднимется.
И это я тоже хорошо понимал. Сколько таких тварей во время перестройки раскрылось. Вчерашние коммунисты-политики, которые, вроде бы, яро поддерживали идеи партии, тут же начали от неё открещиваться, стоило ветру повернуть в другую сторону. Люди-флюгеры, которых интересует только, чтобы им самим было сытно и тепло, а ещё как очередную виллу за рубежом себе отстроить или яхту купить.
Но думать об этом сейчас не конструктивно. Если получится, то я эту гниль выведу или хотя бы заставлю забиться поглубже в норы. Главное устоять и не сломаться под давлением. Есть ведь и такие как я, кто упорно работает. И на этот раз именно мы победим. Иначе и быть не может. Ведь никто в этом времени не знает больше, чем знаю я.
Чем больше Максим Юрьевич занимался расследованием пожара, тем сильнее понимал, что что-то в этом деле не так. Словно чья-то невидимая рука оберегала семью Матиашвили, не давая участковому найти какую-либо улику, а пострадавший от пожара грузин, с явно поддельными документами, стремительно скончался, как и прогнозировал Фёдор Михайлович, забрав всё тайны с собой.