Председатель
Шрифт:
– Товарищ Трубников?.. Инструктор райкома партии Раменков.
– Добрый день, - отзывается Трубников.
– Мы вас в райкоме ждали.
– Так ведь я еще не председатель, - усмехается Трубников.
– Частное лицо.
– Ну, это мы мигом... Я за тем и приехал, чтобы выборы провести...
– Хорошо, что вы на колесах, - говорит Трубников, - мне надо в Турганово за водкой съездить.
– Как?..
– поперхнулся Раменков.
– Я пастуху пол-литра задолжал.
– Простите... Но удобно ли?
– мнется Раменков.
– Давши слово - держись.
Вздохнув, Раменков идет к мотоциклу. Трубников следует за ним.
– Бабушка, - на ходу обращается он к скотнице Прасковье, - мы по-быстрому съездим, а ты тем временем собери народ.
Они садятся на мотоцикл. Трубников вцепляется своей калеченой рукой в пояс курточки Раменкова, и мотоцикл мчится прочь в голубых клубах дыма.
– Егор Иванович, - поворачивается к Трубникову Раменков, - вы когда будете выступать, то покороче... Так, в общих чертах о международной обстановке, о задачах на сегодняшний день... а то пойдут вопросы, то да се не выкрутишься.
– Он резко поворачивает руль, чтобы разъехаться со встречной подводой.
– А ну как провалят?
– усмехается Трубников.
– Да что вы!
– искренне удивлен его наивностью Раменков.
– Мы таких охламонов проводили... А вы - это вы! Только предоставьте все мне.
– Вон как!
– иронически приподнял брови Трубников.
Мелькнул колхозный двор, кузня, возле которой свалены поковки, однолемешные плуги, старые бороны.
Пожилой, в прожженном фартуке кузнец, отставив молот, поглядел вслед Трубникову и задумчиво погладил опаленные волосы.
– Ширяев...
– повернув голову к Трубникову, говорит о кузнеце Раменков.
– Единственный тут член партии.
– А ну-ка остановите!
Трубников соскакивает с мотоцикла и идет к кузнецу.
– Товарищ Ширяев, будем знакомы - Трубников.
– Да я ж тебя пацаненком помню, - отвечает кузнец.
– Тогда, дядя Миша, я тебя как коммуниста прошу: обеспечь, чтоб все трудоспособные колхозники пришли на собрание. Не "кворум" формальности ради, а действительно все.
– Будет сделано, - спокойно отвечает Ширяев, наклонив кудлатую голову.
Трубников возвращается к Раменкову. Унылый звук гонга разносится над деревней. Мотоцикл скрывается вдали.
Маленькое, тесно набитое помещение конторы. За колченогим столом, крытым кумачовыми полосами - сквозь тонкую ткань можно различить перевернутые буквы каких-то лозунгов, - сидят Трубников и кузнец Ширяев. Раменков стоя держит речь. Собрание состоит сплошь из женщин, если не считать парня на деревяшке и двух-трех подростков.
– Товарищ Трубников ваш односельчанин. С юных лет связал свою судьбу с Красной Армией, - говорит Раменков.
– Он участник боев в Маньчжурии, под Хасаном и Халхин-Голом, штурма линии Маннергейма, участник Великой Отечественной войны...
В дверях появляется дедушка Шурик и делает Трубникову какие-то знаки.
Трубников машет рукой, встает из-за стола и пробирается к выходу.
– Товарищ Трубников награжден четырьмя боевыми орденами и пятью медалями! Инвалид Великой Отечественной
– с пафосом продолжает Раменков. Неожиданно он умолкает, глядя в сторону Трубникова
Трубников вытаскивает из бокового кармана пол-литра и дает дедушке Шурику, тот радостно кивает.
– Первач...
– шепчет с завистью парень на деревяшке.
– А ведь ты, дед, меня на жалейке играть учил, - говорит Трубников дедушке Шурику.
– Разве всех упомнишь, - равнодушно бормочет старик
– ...Товарищ Трубников член Коммунистической партии с 1921 года... снова продолжает Раменков.
– Надо же, какой человек, - слышится насмешливый женский голос.
– Вот и кончились наши страдания!..
– Это Полина Коршикова, средних лет, но еще миловидная женщина.
По собранию прокатывается невеселый смешок. Трубников, возвращаясь на свое место, тоже странно, медленно усмехается.
– Слово предоставляется товарищу Трубникову, - говорит Ширяев.
Тот повернулся к собранию лицом и вдруг увидел, что в дверях появилась женщина в белом платке. Они сталкиваются взглядами, и по-давешнему вспыхивают свежие скулы женщины.
По собранию проходит нетерпеливый шум - Трубников слишком затянул паузу.
– Я сперва отвечу Поле Коршиковой, - говорит Трубников тихим, спокойным голосом.
– Неужто узнал?
– насмешливо и смущенно вскинулась Поля.
– Узнал... Ты всегда побузить любила. Так вот, Полина крикнула, что кончились, мол, ваши страдания... Нет, товарищи колхозники, ваши страдания только начинаются. Вы развратились в нужде и безделье, с этим будет покончено. Десятичасовой рабочий день в полеводстве, двенадцатичасовой - на фермах...
Раменков что-то торопливо пишет на бумажке и подвигает Трубникову. Тот читает. "Не то. Зачем запугивать?"
– Вам будет трудно, - продолжает Трубников.
– Особенно поначалу. Ничего не поделаешь, спасение одно: воинская дисциплина. Дружная семья и у Бога крадет!
– Товарищ Трубников, конечно, преувеличивает...
– с неловкой усмешкой начал Раменков, но осекся под тяжелым взглядом Трубникова Он смешался, нагнул голову.
– Вот чего я хочу, - продолжает Трубников.
– Сделать колхоз экономически выгодным и для государства и для самих колхозников. Нечего врать, что это легко. Семь шкур сползет, семь потов стечет, пока мы этого достигнем. Первая и ближайшая задача: колхозник должен получать за свой труд столько, чтобы он мог на это жить - конечно, с помощью приусадебного участка и личной коровы.
– Постой, милок!
– крикнула старая колхозница Самохина.
– Ври, да не завирайся. Ты где это личных коров видел?
– Во сне, бабка, мне приснилось, что через год у всех коровы будут, а мои сны сбываются.
– Вопросы можно задавать?
– спрашивает молоденькая сероглазая бабенка Мотя Постникова.
– Валяйте.
– Вы, товарищ орденоносец, в сельском хозяйстве чего понимаете?
– Да! Знаю, на чем колбаса растет, отчего у свиньи хвостик вьется и почему булки с неба падают. Хватит?