Предсказание – End
Шрифт:
Нет и не будет детей. Зато будет блестящая карьера. Красная ковровая дорожка – туда, наверх, наверх. Как это в старом стишке? Когда сижу я на троне… в золоченой короне, а справа и слева стоит моя рать, какая цена мне…
Дорогая цена. О, великой ценой за все будет уплачено. Она – жена и соратник – знает это наперед и готова к этому.
А по поводу Куприяновой-продавщицы муж Всеволод на ее прямой вопрос сказал ей честно и откровенно: «Знаешь, Юля, такое дело. Жил я с ней до армии, гулял. Мы ж в одном классе учились. Ну, и как-то сблизились, сошлись, в общем. Потом из армии пришел, и как-то все само собой прошло, испарилось, разбежались мы. Расстались по-хорошему, я уехал из города – это ты знаешь. А насчет квартиры – как не помочь по старой дружбе? Она попросила меня, я помог – я же мэр, моя обязанность
Звучало в принципе пафосно, особенно в конце, но вполне откровенно. У них с мужем вообще не было друг от друга секретов. Точнее – почти не было…
О сеансах в комнате без окон в салоне у Кассиопеи Юлия Шубина своему мужу не рассказывала. Он бы счел все это несолидным и вредным занятием. Для своего имиджа и статуса вредным. И сто раз был бы прав. Прав! Но… отказаться, прекратить, не ходить туда, не садиться за стол, в круг, она, Юлия, не могла. По крайней мере, сейчас не могла. Точно какая-то внутренняя неведомая сила заставляла ее – еще раз, еще испытай это потрясающее ощущение после сеанса – легкости, освобождения, знания того, что, возможно, произойдет, случится.
Нет, нет, конечно же, все это была чушь, игра. Они просто играли, развлекались – как в карты, в преферанс. Здесь, в Тихом Городке, для нее – жены мэра – не нашлось особо никакой работы. Да она и не стремилась к работе, она была в команде своего мужа и вечно начеку, охраняя его интересы, исполняя его поручения, просчитывая возможные варианты, предугадывая ситуацию, подавая советы, утешая, успокаивая, снимая стресс.
Верная, преданная жена – разве это не самая трудная профессия для женщины? Для жены начинающего успешного политика? Вот и сегодня надо повезти этих двух москвичей-бизнесменов по городу, по окрестностям. Показать достопримечательности, которые могут быть интересны иностранным туристам, которых они так щедро сулят городской казне. Что ж, она все сделает. И с этим самым Черкассом, которого муж ее зовет просто Фома, будет любезна и сдержанна. И ни единым словом не обмолвится насчет той истории с убийством его сестры.
Хоть это было и давно, но в городе эта история до сих пор не забыта. О ней и сейчас витают какие-то нелепые темные слухи. Совершенно дикие допотопные суеверия. Парк, где все это когда-то случилось, так с тех пор и заброшен, горожане и носа туда не суют. Что-то там еще было в этом парке, кроме убийства… Кажется, кто-то руки на себя наложил, повесился на аттракционе, кажется, на карусели… Какой-то местный – то ли сторож, то ли охранник аттракционов. Или это был несчастный случай? Все случилось на глазах детей, гулявших в парке. С одной девчушкой, как рассказывают, даже эпилептический припадок случился от страха. Кто же об этом болтал? Ах да, в салоне у Кассиопеи косметичка трепалась. Причем с таким видом: мол, это еще что, я самого главного вам не рассказываю. Менеджер салона Кира слышала этот рассказ – у нее такое лицо вдруг сделалось, словно она привидение увидела. А вроде такая современная продвинутая девица. Кто их поймет, этих местных? Что у них в голове? Впрочем, не ей кого-то осуждать. Она сама вон спиритизмом от скуки, от любопытства балуется.
Это блюдце… Она так и не убрала его подальше от изголовья. Уж и в кровать снова легла, уже почти засыпает, а блюдце все тут как тут. Белое фарфоровое, с золотой каемкой. Почти такое же, как там, в этой их комнате без окон, освещенной свечами. Откуда это блюдце? Из какого-то старого разрозненного сервиза какой-нибудь местной фабрики? В их с Шубиным хозяйстве такой пошлой посуды не найти. Это, наверное, откуда-нибудь притащила Серафима Петровна, их домработница, которую Юлия наняла сразу же по приезде в город как приходящую прислугу.
Удивительно, но там, в ходе их сеансов, такое вот точно блюдце двигается. Оно на самом деле двигается. Или все же это проделки Кассиопеи? Во время сеансов они сначала очень внимательно следят за ней, за ее руками, но потом отвлекаются. Еще бы не отвлечься в такой ситуации! Как она, их очаровательный медиум, как-то сказала? «Нельзя угадать, кто приедет на зов. Может, и тот, кого вызывают, а может, и кто-то другой».
Другой? Что она имела в виду? Другой… А что хотел им сказать тот, кого они вызывали и спрашивали в тот самый последний раз, когда Марина Костоглазова – кто бы подумал, что у жены прокурора такие слабые нервы –
Они, местные, все здесь чего-то недоговаривают. Только глянут на тебя искоса, пожмут плечами. Например, о той трагедии в парке. Ничего не говорят об убийце той несчастной девицы. А ведь его вроде бы почти сразу поймали, арестовали. А вот судили или нет? Может, уже расстреляли? Да нет, тогда уже действовал мораторий на смертную казнь. Так, значит, он до сих пор сидит пожизненно?
Надо будет как-нибудь навести справки. Жене мэра, градоначальника, надо быть в курсе таких историй, будоражащих умы избирателей. Мало ли что. Вот явился же в город брат потерпевшей, что-то может снова всплыть. Конечно, у него – у этого самого Фомы Черкасса – и у его компаньона Мещерского она ничего такого узнавать не будет. Есть иные способы. Ну, естественно, не тот, каким они воспользовались, чтобы узнать судьбу прошлого губернатора. В ходе последнего сеанса тот, кого они так настойчиво бомбили вопросами, даже, кажется, не на шутку рассердился на них. Блюдце сновало по столу, как сумасшедшее. Что значила все эта темная чепуха, которую они так старательно ловили с каждым движением блюдца, с каждой буквой? «Берегитесь» – вот что она запомнила. И еще то странное непонятное слово «Л, И, Б, Х, А, Б, Е, Р». Вернувшись домой, она еще раз проверила, заглянула в немецкий словарь – недаром когда-то учила в школе язык. «Liebhaber» действительно значило «любовник».
– Юленька…
Юлия вздрогнула. Муж звал ее во сне. Она приподнялась на локте – спит. Что-то снится ему. По лицу не поймешь, он всегда спит на животе, уткнувшись. Неудобная поза – отсюда и сны. Зовет ее. Ее захлестнула волна нежности. Всегда с тобой, Севка, во всем. Каменная стена, опора во всем, и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит, – это все я, твоя жена…
Она села, осторожно поправила сползшее с мужа одеяло. Неудобная поза, таблетки на ночь. С ними надо завязывать. Отсюда и нервы, эта его внезапная вспыльчивость, с которой он порой совершенно не может совладать. Выдержка – главное оружие государственного мужа, будущего политика. Вспыльчивость, гнев, припадки бешенства – это слабость, ущербность провинциального менталитета, что хочу, то и ворочу, вести себя прилично на людях не умею. Он этим тоже грешит и всегда грешил, все семь лет их брака. С этим тоже надо завязывать. И она ему поможет. Она, жена, а не какие-то там таблетки.
Она спустила ноги с кровати. Решено: пока он спит, блюдце отнести на кухню, а пузырек достать из кармана его пиджака и выбросить. Она протянула руку к тумбочке. И неожиданно отдернула ее, точно обожглась. Ей померещилось… конечно же, со сна… ей показалось, что блюдце едва заметно двинулось от ее руки прочь, точно увернулось, избегая прикосновения. Оно лежало на тумбочке возле ее изголовья донцем кверху.
Глава 8
Карусель
Колокола Сретенской церкви, что в самом центре Тихого Городка, на улице бывшей Мещанской, бывшей Коммунистической, а ныне снова Мещанской, звонили, созывая в это раннее утро прихожан. Чтобы никто не заблудился в тумане, не сбился с пути и нашел верную дорогу. В столь ранний час прихожане, однако, бойко прибывали – по одному, по двое, вот и целая группа подрулила на машине организованно – все сплошь молодые, в красивой форменной одежде, которую носит в Тихом Городке только обслуживающий персонал недавно построенного модернизированного кинотеатра «Синема-Люкс».
Кинотеатр, как и многое в городе, принадлежал Ивану Самолетову. Работать в нем, получая весьма неплохие по меркам города деньги, у местной молодежи считалось очень престижным, как, впрочем, и в принадлежащем Самолетову торговом центре «Все для жизни и комфорта», и в игровом клубе, и в десятке других мест. Однако, чтобы работать и получать приличные деньги, кроме прилежания и трудолюбия, надо было непременно каждое утро (в том числе и в выходные) являться спозаранку в церковь на службу. Это было требование босса – Ивана Самолетова, который и сам всегда подавал пример своим многочисленным служащим.