Предсказанное. Том 2

Головачев Василий Васильевич

Последние слова оказались лишними, Дарья поняла это, но поздно.

Шаламов, с хмурой задумчивостью разглядывающий девушку, вздрогнул, глаза его побелели, налились яростью.

— Да плевать я хотел на твоего папу! Не дорос он еще до уровня моего наставника! Убирайтесь!

Железовский и Дар получили ощутимый удар в грудь, но устояли.

— Ты останешься, я сказал! — палец Шаламова уперся в Дарью.

Девушка отшатнулась, бледнея, и тут же покорно засеменила к бывшему другу отца.

Железовский весь покрылся ореолом искр, шагнул к Шаламову. Их взгляды скрестились.

Несколько мгновений ничего не происходило, лишь по залу пробежал вихрь горячего воздуха, шатая людей и отеллоидов. И в этот момент в схватку двух магов — хотя уровень оперирования Аристарха был существенно ниже, это чувствовалось — вмешался Дар. Он прыгнул вперед, преодолев в прыжке разделявшее их расстояние, нанес Шаламову стремительный удар в подбородок.

И произошло чудо!

Шаламов не успел отреагировать на удар. В воздухе мелькнули его пятки. Он пролетел десять метров и с гулом врезался в упруго завибрировавшую стену зала. Вскрикнула от неожиданности Дарья.

Однако Шаламов тут же вскочил на ноги, бледный от изумления и ярости, скачком вырос в размерах, превращаясь в пятиметрового гиганта, полузверя-получеловека. Из горла его вырвался рык:

— Ты посмел… меня ударить… второй раз! Ну, держись, щенок!

Железовский туго толкнул воздух ладонью.

Хлесткий силовой удар снова отбросил Шаламова к стене.

— Уходите, я его задержу!

— Я вас… всех… на атомы!..

Невидимая жуткая сила начала искривлять стены зала, корчить тела людей. Отеллоиды со звуком лопающихся воздушных шариков стали взрываться, разлетаться на черные брызги.

Железовский попятился, накрывая себя и спутников сияющей вуалью защиты. Но его сил не хватало, и, хотя к нему присоединились Дар и Дарья, напор энергии Шаламова сминал защитное поле, рвал его в клочья, валил людей с ног.

Аристарх вспомнил о трансферах.

— Уходите… в Сеть… по «струне»… быстрее!

— Нет! — отчаянно крикнула Дарья. — Только вместе!

Яростный выпад Шаламова разнес пузырь защитного поля на светящиеся клочки, разбросал людей по залу. Внутри человеко-зверя клокотал такой вулкан страстей, что не выдерживало пространство, «трескаясь» на части, даже вакуум начал «шататься» и «гореть», рождая потоки элементарных частиц. Люди почувствовали дурноту и боль в нервных окончаниях, будто под кожу просочились боевые нанороботы и начали кромсать нервные клетки миниатюрными скальпелями.

И вдруг что-то произошло!

Гул стихий, разбуженных взбунтовавшейся психикой Шаламова, резко пошел на убыль. Пространство зала перестала мять чудовищная сила. Затем между людьми и гигантом, в котором уже почти не было ничего человеческого, возникло полупрозрачное облачко с глазами.

— Богоид?! — прошептала упавшая Дарья, приподнимаясь на локте.

Облачко засверкало огнями и превратилось в фигуру человека в стандартном унике. У него были седые волосы, твердо сжатые прямые губы, прямой нос, серые глаза, в которых мерцало ледяное пламя.

— Папа! — слабо вскрикнула Дарья, пытаясь подняться.

— Клим! — выдохнул Железовский, с трудом выпрямляясь.

Дар ничего не сказал. Сел, заставил себя встать, глядя на

гостя во все глаза. Подошел к девушке, помог ей подняться. Дарья на подгибающихся ногах бросилась к отцу, прижалась к нему с рыданием.

— Папочка, любимый! Как же долго я тебя искала!

Мальгин улыбнулся, погладил ее по волосам, отстранил, всматриваясь в лицо дочери, снял слезы с ресниц.

— Все хорошо, милая, я вернулся. Прости, что заставил поволноваться. — Он повернулся к участникам драмы, разглядывающим его с разными чувствами. — Аристарх, дружище, рад тебя видеть! Я получил твое послание и сразу отправился домой. Купава подсказала, где тебя искать. Прости, я немного ошибся в расчетах, потому и задержался. А это кто рядом с тобой?

— Праправнук.

— Извини, я мог бы и не спрашивать, Купава говорила мне о нем. Вы похожи как две капли воды.

Железовский поймал взгляд Мальгина и понял, что тот нарочно говорит просто, мягко и доступно, успокаивая сразу всех одновременно, хотя при этом знает обстоятельства встречи и просчитал ее финал.

Мальгин еще раз погладил дочь по голове, по спине, сделал два шага к Шаламову, слегка успокоившемуся, но все еще люто сверкавшему глазами.

— Привет, Дан. Поговорим?

— Убирайся! Мне не о чем с тобой говорить!

— Ошибаешься, дружище, тема для разговора есть, хотя не я ее выбирал. Я не спрашиваю, зачем тебе понадобилось похищать мою дочь. Я не спрашиваю, зачем ты поддерживаешь йихаллах. Я этого никогда не понимал и не пойму. Но я спрашиваю: почему ты решаешь за всех нас? За всех людей? Ты спросил их, хотят они, чтобы их родина превратилась в черную дыру? Ты спросил моих друзей, которых тебе почему-то хочется убить, что ими движет, когда вокруг все против них? А они тем не менее продолжают спасать вопреки логике обывателей и нищих духом? Наконец, ты спросил меня, спасшего тебя дважды, на чьей я стороне?

Шаламов оскалился, метнул на Мальгина клинок взгляда. Пространство дрогнуло, шатнулось, конвульсивно содрогнулись стены зала. Но Мальгин выдержал ментальный удар, не дрогнув лицом. Сказал участливо, разряжая обстановку:

— У тебя ссадина на подбородке.

Шаламов озабоченно взялся за подбородок, посмотрел на Дара. Тот гордо вздернул голову, как бы говоря: это я сделал! И я вас не боюсь!

— Ты не ответил на мои вопросы, — добавил Клим.

Шаламов шумно выдохнул воздух, криво улыбнулся, провел пальцем по подбородку, ссадина исчезла. Фигура бывшего космена стала уменьшаться в размерах, теряя «лишние» детали — конечности и когти, превращавшие его в зверя.

— Ты не понимаешь…

— Ошибаешься, Дан. Это ты не понимаешь. Есть объективная реальность, выраженная в противостоянии двух разумных систем: йихаллах и человечества. Одна система защищает свое право на существование и волеизъявление, вторая заботится о своем будущем. Конфликт глубок и нелогичен, его следует решать столь же глубоким толерантным лекарством — то есть законом Творца, запрещающим одним жить за счет других. И есть твое личное мнение, основанное на твоих внутренних проблемах и субъективных оценках, не отражающих истину. Понимаешь разницу?