Предсмертная рукопись самоубийцы Марины N
Шрифт:
Турецкий друг, пожав плечами, скрылся в темноте. Она же устремилась к компании ребят с гитарой, устроилась рядом, вот, она уже слушает волшебные песни, смеется и курит, шутит напропалую, напоследок отдает свою музыкальную стерео систему.
– Это Вам Подарок.
– Это так щедро! – восхитились ребята.
– Они были все молоды. Из Италии, Турции.
– У меня нет чего-то меньше, – сказала Лин.
– Ваши песни, отношение были для меня дороже всего на свете.
Они приняли подарок.
Потом Лин заглянула в тент Турецкого друга. Он
– Прости меня – сказал она.
– Ничего – сказал он и обнял ее тепло. По-отечески, по любовному. Никто ее так никогда не обнимал. Он умеет. Ведь он отец, у него двое любимых детей, он точно знает как нужно обнимать.
Я пойду приму душ и почищу зубы – сказала Лин. Скоро вернусь.
– Хорошо, – ответил он. Только не принимай душ сейчас. Он холодный. Это может повредить тебе.
Лин оставила тетрадь с прощальной запиской, которую подготовила заранее, деньги, паспорт, телефон. Вышла, прихватив наушники и танцевальный реквизит, который оставляла на ресепшене.
– Пускай кто-нибудь возьмет себе. Мне уже не нужно, - подумала, направившись к морю. Там нашла уютное местечко на камне, прямо у воды, где днем загорала молодежь.
– Ну все, пора. Какое это странное чувство! Видимо, не так приятно – убивать себя…
Она выпила 4 таблетки Фенозепама, запила их Егерьмастером, выкурила сигаретку. Когда почувствовала действие таблеток, пошла в воду. Прямо в одежде, в лосинах, голубом трикотажном платье.
Вода была теплой. Сказочной. Когда плывешь ночью при звездном небе, вокруг тебя вода сказочно искрится. Об этом рассказывал Турецкий друг. Но она никогда не видела ничего подобного. Как красиво! С берега отовсюду раздавался смех. Она была полна сил и чувствовала, что может долго плыть. Но потихоньку стало холодно, потянуло в сон.
Скорее бы уснуть! Ведь Турецкий друг скоро пойдет искать ее…
Ну вот хорошее место. Довольно далеко от берега. Она постаралась уйти в воду и вдохнуть ее в себя. И вдыхала, и вода попадала в горло, нос, но ничего больше не происходило. Она опускала лицо в воду и зажимала себя рот и нос, тело ее содрогалось, но потом руки разжимались и она вновь оказывалась на поверхности.
Как же утонуть? Никак не получается! И холодно так, и хочется спать, – думала Линда.
– Конечно, можно поплыть дальше, глубже в открытую и холодную воду, и тогда я точно устану и утону. Но это будет страшная смерть, я буду мерзнуть, плакать, барахтаться… Тяжелая смерть… Нет-нет… так не хочу… надо придумать что-то другое. Поприятнее.
Наглотавшись воды, всхлипывая и всхрапывая она поплыла к берегу. Иногда ей казалось, что она плывет на одном месте и не в ту сторону, иногда в глазах все сливалось.
– Я хочу спать, хочу под теплое одело, – думала она.
Добравшись до берега, она была рада коснуться ногами дна. Еле вышла из воды и поплелась к тенту Турецкого друга, полупьяная.
– Что с тобой? – встревожился тот.
– Я хотела утопиться, я устала жить, но у меня не получилось, я так
Он помог ей раздеться, снять мокрую одежду – а дальше она уже ничего не помнила.
Утром пришло Солнце и все осветило. Турецкий друг разбудил ее, он сказал, что искал ее ночью везде, а сейчас он был на берегу и принес вещи, которые она там оставила.
– Нам нужно собираться – мы уезжаем отсюда прямо сейчас, - голос его звучал не дружески.
Линда была сонной, и послушалась.
Они сели в лодку, поплыли к большому берегу. Турецкий друг был серьезен, но не сказал ничего такого.
Когда они прибыли в его дом, Линда пошла спать и спала долго, почти весь день.
Затем они говорили об этом.
– Зачем ты хотела это сделать? А если бы у тебя получилось. Я был бы во всех газетах! Ведь я покупал тебе билет!
Линда понимала, что для него быть в газетах не самый лучший вариант. У него жена и двое детей, он известный человек и она сильно бы подпортила бы ему репутацию.
– Просто я устала болеть, устала жить. Да, Жизнь прекрасна. Но не для меня. Я все время себя плохо чувствую и ничего не могу делать, не могу жить. Я жду какого-то конца.
– Ну, тогда, может, мне тебя застрелить? У меня есть пистолет и пули, ты знаешь, – сказал он.
Турецкий друг когда-то боролся за коммунизм и в свое время убил немало людей. Сейчас, вспоминая это, он может и жалел иногда, но что сделано, то сделано.
Лин ухватилась за эту Идею.
– Да, пожалуйста! Застрели! ты можешь это сделать? Ведь тогда это будет быстро и безболезненно. Пожалуйста.
– Конечно могу, если ты действительно этого хочешь. Я убивал и не один раз, – сказал он. Но то, что ты устроила, это полная глупость и подло по отношению ко мне.
Лин уже почти поверила в то, что Турецкий друг может освободить ее от тела.
– Я готова, давай, скажи, когда ты меня убьешь.
Но потом он сказал, что не сможет этого сделать. Застрелить ее. И что ей нужно успокоиться и жить дальше. Ведь жизнь прекрасна.
Он также решил поскорее выслать ее из Турецких границ, пока она еще чего-нибудь не натворила.
Она провела вместе с ним и его друзьями еще несколько дней. Лин была сонная и слабая, и было жарко. А Турецкий друг с друзьями были веселы как всегда. И, в какой-то мере, это радовало Лин.
– Пускай те, кто живут и хотят жить буду счастливы и радостны. Пускай они смеются – даже если рядом смерть.
Через несколько дней Турецкий друг с товарищем везли ее в аэропорт. Как всегда на одной из шикарных машин, по дороге они пели турецкие песни, вкусно позавтракали, потом тепло попрощались.
Они чокнутые. Всегда веселятся, радуются и дурачатся. Лин любила их такими, какие они есть.
Они дарили ей участие. Особенно, Турецкий друг.
Лин вернулась в Москву, в Толкотню и суматоху. В Час пик.