Предсуществование
Шрифт:
– Счастье… – Я горько усмехнулась. – Я не знаю, что это такое. Ни разу в жизни его не видела.
Какой бы позитивной не была личность умруна, а влияние некроэнергии на биополе живого человека нельзя было предотвратить. Постоянное подавленное состояние, депрессия, мрачные суицидальные мысли преследовали меня, как медиума. Я поняла, что от них никогда не избавиться, потому как тогда пришлось бы избавиться от дара, а это было невозможно.
В то время я поняла многих своих коллег-медиумов, которые не могли справиться с сумасшедшим психологическим давлением некромира, а потому спасались алкоголем и наркотиками, чтобы хоть как-то ослабить этот гнёт, либо хотя бы его не чувствовать.
– Я думаю, ты не замечаешь счастья во многих вещах, которые у тебя есть, и о которых мечтают многие люди. Будь внимательней, Ананке.
Я не могу сказать, что не ценила того, что у меня было. Я ценила, но просто на всём, чего я достигла, лежал налёт моего тяжёлого психологического состояния, поэтому все достижения мне были не в радость, либо она была такой кратковременной, что я не успевала её заметить. Я бы могла сказать, что жила эмоционально расточительно, раз не была способна радоваться, веселиться и наслаждаться жизнью. Да и, кроме того, пока шла война и тысячи солдат гибли на фронте, я решила для себя, что просто не имею морального права на радость. И тем более, не могу испытывать счастья, пока кто-то из моих соотечественников голодает в чужой стране, находится в плену и терпит побои, страдает от боли в госпиталях… Нет и ещё раз нет! Я запретила себе радоваться и веселиться. Теперь я даже не улыбалась: и из-за обстановки в стране и из-за своих личных проблем.
– Ну и зря! – сказал мне Слава. – У каждого свой путь на этой Земле. Если кто-то страдает, а ты не имеешь возможности ему помочь, это не повод хоронить свою жизнь. Живи, как тебе дано. Ведь для чего-то это нужно. А Судьба… Она знает лучше.
«Живи, как тебе дано…»
Эти слова надолго отпечатались в моей памяти, и стали для меня чуть ли не девизом, который я отныне повторяла про себя, когда мою душу настигало отчаяние.
Со временем я поняла, что мысли – это ничто, лишь электрические разряды в мозгу, которые появляются и исчезают бесследно. И слова тоже – ничто, лишь поступки имеют значение, и продиктованы они порою отнюдь не мыслями, а чем-то глубинным в подсознании – высшим «я», душою… А значит, негативные мысли не могут иметь власти над моей жизнью, лишь я – её хозяйка, и от них не должно зависеть ни моё настроение, ни мои поступки.
В тот раз моему другу повезло: зачистка прошла более-менее легко. Завязался бой, в ходе которого весь отряд неонацистов был уничтожен.
А почти через месяц моего друга не стало. Сила, отвага и смелость, к сожалению, не спасли его от смерти. Но он ни о чём не жалел. В отличие от меня. Я жалела о его смерти, как и о смерти сотен таких же славных, отважных воинов, которые пали, чтобы защитить Родину. Я же не сделала для них ничего, для них живых, но могла помочь им мёртвым. Только за помощью ко мне обратился лишь Слава. Доходы мои были невелики, но я твёрдо решила, что обязательно буду заниматься благотворительностью.
Славе я желала удачи в его новой деятельности, в его новой жизни. Общались мы легко, и, забегая вперёд скажу, что по прошествии определённого времени я заметила, что его лицо на портрете изменилось. Взгляд стал ясным, открытым, будто пронзающим душу. Это означало, что он упокоился и нашёл своё место в истинной жизни. Теперь я, глядя на него, улыбалась. Больше не о чем было жалеть, ведь всегда случается лишь то, что предначертано судьбой. А её выбор самый правильный.
Но я отвлеклась. Слава просил рассказывать всё по порядку, как я видела в его воспоминаниях во время сеансов потусторонней связи.
В то время шли сильные холодные дожди. Ничего не цвело. Из грязной земли,
Слава чувствовал себя уверенно, это я боялась за него. Дождь хлестал, как сумасшедший. Намокло всё. И продрогло: бойцы в непромокаемой форме, БТРы, танки – они лениво ползли по изъеденной железными гусеницами земле, и будто живые, сопротивлялись от того, что их подняли в такую рань и погнали вперёд. Город вдали застыл сизо-серым маревом, будто покрытым сверху частицами сажи.
К обеду дождь прекратился. Рота поделилась на три части для зачистки. Командир взял с собой десяток крепких бойцов и отправился в самое пекло.
Твари прикрывались мирными жителями. Так просто было не подступиться. Две бессонные ночи прошли незаметно за составлением плана. Слава ощущал, что у него открылось второе, третье, четвёртое, пятое дыхание… Как и у его сослуживцев. Были те, кому пришлось гораздо хуже, чем ему: голодным полураздетым людям в подвалах, которых неонацисты держали в заложниках.
По улицам текли потоки грязной воды, собираясь в канавах и уродливых рытвинах, оставленных тяжёлой боевой техникой. Славин отряд бесшумно скользил меж надгробий-многоэтажек, направляясь в самое сердце замершего в ужасе города.
Нет, ещё не в нём мой друг встретил свой новый Путь. В другом месте. В моё сознание, опережая время, вторглась картина, оборвавшая в моём сердце последние нити, на которых держалось хрупкое равновесие и спокойствие. Хотя, как говорил Бог Смерти Эвклидис, крепости моих нервов мог позавидовать даже буддийский монах. Я увидела Славу, когда уже всё свершилось. Он сам мысленно приказывал мне отвернуться, но я не отворачивалась, зная, что не имела морального права это делать. Нет, я смотрела, смотрела сквозь глаза, залитые Славиной кровью. Я вся была покрыта ею с ног до головы, а он, как ни странно, нет, либо мне так казалось.
Он лежал на земле, на серо-буром ковре пожухлых трав. Вокруг словно не разливалась яркая цветущая весна, а стояла промозглая осень. На мертвенно-бледном, холодном лице моего друга застыло выражение умиротворения, пересохшие ледяные губы были чуть приоткрыты, руки безвольно раскинуты в стороны. Его сослуживцы, которые приходили в себя и поднимались с земли, были для меня тенями, я не различала ни их лиц, ни фигур. Только Слава уже подняться не мог, вернее, в том понимании, которое подразумевали люди. Но я знала, что в тот момент он оглушённо стоял рядом со своим обездвиженным телом и не мог понять, что произошло.
Кто-то из солдат с криком кинулся к нему, меня, словно бесплотного духа, откинуло назад. Славин образ заслонили тела, и он будто растворился в тумане. Я вернулась в тот дождливый полдень на подступы к истерзанному городу, куда держал путь Ярослав.
Хотелось закричать ему «Стой! Вернись домой!», но я понимала, что даже будь у меня такая возможность – воздействовать на прошлое, он бы всё равно не остановился. Не для того он отправился на эту войну. Он не мог остаться в стороне, спокойно наблюдая за тем, как гибнут люди в соседней стране, и отвратительная нацистской чума расползается по земле, захватывая всё новые территории. Нет, Слава был не таким. Такие, как он, держали на своих плечах весь мир и никогда не думали отступать. Не жаловались, принимая для себя лишь один путь – путь служения Родине и людям. Они, наверное, являлись сверхлюдьми, либо полубогами в человеческом обличье, если б последние существовали. Но я знала, что их нет. Теперь мне была известна вся изнанка этого Мироздания.