Предупреждение Эмблера
Шрифт:
– Да, пап, пара капель осталась.
– Капля капле не пара, – заметил Кастон.
Макс метнул в его сторону беспокойный взгляд.
– Как скажешь.
– Нам надо поговорить об этой царапине, – сказала Линда.
В кабинете Калеба Норриса в ЦРУ двумя часами позже таких криков уже не было, но приглушенные голоса только подчеркивали усиливающееся напряжение. Норрис был помощником заместителя директора по разведке. Вызвав Кастона к себе на 9.30, он не упомянул, о чем пойдет речь. Впрочем, необходимости в этом не было. После первого сообщения с Пэрриш-Айленда, поступившего накануне утром, последовали и другие сигналы, противоречивые и раздражающе неопределенные, но дающие основание предполагать, что инцидент будет иметь далеко идущие
У Норриса было широкое лицо русского крестьянина, грузноватое тело и маленькие, широко расставленные глазки. Волосы росли у него везде: черные клочья высовывались из-под манжет рубашки, а когда Норрис снимал галстук, то и из-под воротничка. Хотя Норрис и занимал высшую должность в отделе аналитики и входил в ближний круг директора Управления, посторонний, увидев его фотографию, с уверенностью заявил бы, что на ней изображен либо клубный вышибала, либо телохранитель какого-нибудь мафиози. Грубоватые манеры профсоюзного вожака никак не соответствовали тому, что говорилось в его резюме: выпускник Католического университета Америки со степенью по физике; стипендиат Национального научного фонда, занимавшийся проблемой военного применения теории игр; внештатный сотрудник таких гражданских организаций, как Институт военного анализа и «Лямбда корпорейшн». Норрис рано понял, что для традиционной карьеры ему недостает терпения, однако в Управлении именно его нетерпение стало добродетелью. Он пробивался через заторы и проскальзывал в бутылочное горлышко, оставляя других далеко позади. Норрис сумел понять, что сила организации не в определенных для нее формально полномочиях, а в тех, которые берет на себя ее руководитель. Фраза «мы все еще над этим работаем» Норрисом не принималась. Кастон восхищался им.
Когда он открыл дверь, Норрис в типичной для себя манере, сложив руки на груди, расхаживал по кабинету. Инцидент в клинике Пэрриш-Айленда не столько обеспокоил его, сколько раздосадовал. Раздосадовал потому, что еще раз напомнил, сколько разведслужб находится вне сферы компетенции его непосредственного начальника. Истинная проблема заключалась именно в этом. Каждый род войск – армия, военно-морской флот, военно-воздушные силы, морская пехота – имел собственную разведывательную структуру. К тому же в распоряжении Министерства обороны были ресурсы военной разведки. Особый отдел анализа разведданных существовал в рамках Совета национальной безопасности Белого дома. Агентство национальной безопасности в Форт-Миде располагало собственной инфраструктурой. А ведь было еще Национальное управление разведки. Да и Государственный департамент в дополнение к секретному Отделу консульских операций содержал Бюро сбора информации и анализа. И каждая из служб подразделялась на отделы, подотделы, подразделения и так далее. Трещинок предостаточно, и каждая чревата катастрофическим провалом.
Вот почему такая мелочь, как сообщение о побеге пациента из закрытой клиники, вызвала раздражение Норриса. Одно дело не знать, что происходит в далеких степях Узбекистана, и совсем другое – оставаться в неведении относительно того, что делается у тебя под боком. Невероятно, но никто, похоже, не мог дать четкий и ясный ответ на простой вопрос: кто именно сбежал с Пэрриш-Айленда?
Клиникой пользовались все секретные службы Соединенных Штатов. Человек, которого не просто содержали в ней, но содержали в отдельном крыле и в тщательно охраняемой палате, считался, очевидно, особо опасным, то ли потому, что мог многое рассказать, то ли потому, что мог многое сделать.
И тем не менее, когда заместитель директора поинтересовался насчет личности беглеца, ответа он не получил. Это было уже либо безумие из разряда тех, что не поддаются лечению даже в Пэрриш-Айленде, либо нечто очень похожее на нарушение субординации.
– Дело вот какое, – без предисловий, словно продолжая прерванный разговор, начал помощник заместителя директора ЦРУ, когда Кастон закрыл за собой дверь. – У каждого пациента в этом заведении есть – как это называется? – регистрационный номер, сопроводительный код. Клиника – наш, как говорится, «общий ресурс», а это значит, что каждое ведомство, которое ею пользуется,
– Раньше такого не случалось.
Обвисшие было паруса подхватил свежий ветер негодования.
– Они или говорят правду – и в таком случае их отымели, или что-то скрывают – и в таком случае пытаются отыметь нас. Если так, то я хочу знать, как поставить их на карачки. – В состоянии возбуждения Норрис часто использовал конструкцию «или – или». На голубой рубашке уже проступили темные пятна, лоб блестел от пота. – Но драчка эта – моя. От тебя, Клей, я хочу получить фонарь, чтобы не шарить в темноте. Обычное дело, верно?
Кастон покачал головой.
– Если они что-то скрывают, то получили команду откуда-то сверху. Это я могу сказать тебе уже сейчас.
Норрис повернулся, внимательно посмотрел на него и ободряюще кивнул.
– Что еще?
– Понятно, что беглец бывший агент. Причем очень ценный.
– И еще чокнутый.
– Это нам так сказали. Из Консульских операций прислали материалы на пациента № 5312. Там есть и медицинское заключение, подписанное специалистами, наблюдавшими его в Пэрриш-Айленде. Пришлось заглянуть в «Руководство по диагностике» Американской психиатрической ассоциации. Если коротко, у него серьезное диссоциативное расстройство.
– То есть?
– То есть он считает себя кем-то, кем на самом деле не является.
– Тогда кто же он?
– В том-то и вопрос.
– Будь оно проклято! – раздраженно, едва не перейдя на крик, бросил Норрис. – Как можно потерять человека? Это же не носок в стиральной машине! – Глаза его полыхнули злостью. Помолчав, он протянул руку и с вкрадчивой улыбкой потрепал Кастона по плечу. Норрис знал, Кастон может быть и колючим, если его задеть. Давить на него нельзя, а вот завербовать можно. Обидевшись, Кастон прятался под панцирь заурядного, непробиваемого бюрократа, каким предпочитал себя выставлять. Калеб Норрис испытал это на своем опыте и сделал соответствующие выводы. Теперь он попытался пустить все свое обаяние. – Я говорил, что мне нравится твой галстук?
Кастон едва заметно улыбнулся.
– Не надо, Калеб. Не пытайся сыграть на моих лучших струнах. У меня таковых нет. – Он пожал плечами. – Ситуация следующая: все полученные из психиатрической клиники файлы проиндексированы номером 5312, но то, что в них есть, никак не соотносится ни с одним персональным файлом Отдела консульских операций. В системе на него ничего нет.
– То есть данные были стерты.
– Скорее всего не стерты, а закрыты. Думаю, информация где-то есть, но она не связана с идентификационными кодами тех, кто имеет соответствующий допуск. Это примерно то же самое, как если бы человеку перерезали спинной мозг.
– Похоже, ты успел побродить по виртуальному миру.
– Главные компьютерные системы Госдепа не интегрированы, отсюда и много несоответствий. Но для начисления зарплаты, налоговых вычетов, калькуляции расходов, закупок и тому подобного все пользуются той же операционной программой, что и мы. – Кастон оперировал бухгалтерскими категориями с легкостью официанта, перечисляющего блюда из меню. – Если разбираешься в операционной программе бухучета, то без труда найдешь доску, которую можно перекинуть с одного корабля на другой.