Предвечный трибунал: убийство Советского Союза
Шрифт:
– Все вокруг народное, все вокруг ничье! – ехидно вставил затаившийся либерал.
Рыжков покачал головой:
– Вынужден согласиться. Так называемая общенародная собственность по сути народу не принадлежала.
– Позвольте реплику? – поднял руку Кара-Мурза. – Вы уверены, что советский человек был отчужден от результатов своего труда?
– Это очевидно! – отозвался Рыжков. – Не владея собственностью, работник теряет стимул.
Кара-Мурза продолжил:
– Значит, народу госсобственность не принадлежала. А кому?
– М-м-м… – замялся бывший премьер.
– Да номенклатуре все принадлежало! – поведал тот же
– Вы согласны с этим, Николай Иванович? – спросила Прокурор. Свидетель явно пребывал в затруднении и не мог решиться на какой-нибудь ответ.
– А ведь вы сами были и партаппаратчиком, и чиновником, – нажал на него Кара-Мурза. – Лично вам госсобственность принадлежала?
– Разумеется, нет! – выпалил Рыжков.
– Ну так кому же? Если не народу и не власти? – додавливал политолог. – Собственность по определению не может быть ничьей!
– По конституции госсобственность считалась достоянием всего советского народа… – пробормотал экс-премьер.
Кара-Мурза дополнил:
– Не только по конституции, но и фактически. Ведь люди с этой собственности дивиденды получали!
– Какие еще дивиденды? – нахмурился премьер. Капиталистическое слово ему не понравилось.
– Бесплатное образование и медицину, пенсии, почти бесплатное жилье… Вот и дивиденды! А значит, работник вовсе не был отчужден от результатов своего труда.
– Ну, это вопрос дискуссионный, – уперся Рыжков. – Если не возражаете, я все же останусь при своем мнении. Вы позволите, я продолжу?
– Конечно! Извините.
Кара-Мурза сел на место, а премьер дальше повел свой рассказ, хоть было и непонятно, в чем заключается его мнение.
– Я сказал о борьбе за конкретику. Дело вот в чем. Не обязательно ведь «или – или»: либо все частное, либо все государственное! Мы рассчитали, что в руках государства целесообразно сохранить 50–60 процентов собственности – а именно базовые отрасли народного хозяйства и оборонку. Остальные 50–40 процентов могли находиться в акционерной и частной форме. Особый упор мы делали на так называемые «народные предприятия», которые принадлежали бы их коллективам.
– Но ведь вышло не так? – вставила Прокурор.
– Увы. Да. Нам противостояла группа либеральных экономистов, а также политиков во главе с Яковлевым. Они утверждали, что частная собственность должна стать тотальной, что она автоматически решит все проблемы. А я невольно вспоминал слова Салтыкова-Щедрина: «Горе тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! Наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство». Так и получилось…
«А ведь правда, – подумал я. – Еда священна для обжоры; о сексе кричат те, кто в нем ненасытен… У кого что болит, тот о том и говорит. Собственность „священна“ для тех, кто хочет хапнуть ее как можно больше. Грабеж при такой формуле неизбежен».
– Как ваши оппоненты обосновывали свою точку зрения? – спросил Судья.
Рыжков ответил:
– Да, в общем, никак. Скажем, приводили пример стран Запада. Они ведь во Вторую мировую тоже имели централизованную плановую экономику, а потом быстро нырнули в рынок. Мол, и мы так сможем. Однако Европа и США до войны имели долгий рыночный опыт и просто вернулись к нему – а нам предстояло окунаться в этот омут с нуля. И главное: даже сейчас Запад
– Может, либералы сами этого не знали? – с надеждой спросил Адвокат.
Премьер отверг эту идею:
– Не настолько же они некомпетентны… К сожалению, есть все основания полагать, что уничтожали экономику они намеренно. Как выразился один из них, «мы дали пинка под зад матушке-России».
Горбачев хотел что-то сказать, засуетился, влез в бумаги – но Адвокат шепотом его остановил.
– Борьба шла всю перестройку, с переменным успехом, – продолжил Рыжков. – Я не понимал тогда, что генсек целиком поддерживает либералов, так что исход сражения предрешен… Работа велась и летом 1990-го; создавались две программы перехода к рынку: наша, от Совмина, – и от либеральной группы (Шаталин, Явлинский, Ясин). Мы предлагали перемены плавные, за восемь лет; темпы же наших оппонентов ясны из названия их программы: «500 дней». Забавно, что мы работали в подмосковном пансионате «Сосны», а шаталинцы – в пансионате «Сосенки».
– В двух соснах заблудились, – буркнул Горбачев.
– Не вам бы так острить, Михаил Сергеевич, – покачал головой свидетель. – Мы пытались с «пятисотчиками» договориться, найти компромисс – но они взирали на нас как на недоумков. Да и понятно: ведь их поддерживали Горбачев и Ельцин.
– А как иначе? Вы б до сих пор кота за яйца тянули, – прокомментировал генсек.
Рыжков возразил спокойно:
– Поспешность хороша… сами знаете где. Название «500 дней» соблазняло: просто, быстро. Многие поверили, что на 501-й день настанет всеобщий рай. Это, конечно, чистейший популизм.
– Считаете, что ваш план был лучше? – поинтересовался Судья.
Премьер ответил:
– За двадцать истекших лет страна рынка нахлебалась. Сейчас уже всем ясно, что сам по себе он ничего не выправляет, нужен чуткий баланс между рынком и планом. Но тогда мы все были как в тумане, идея рынка совратила и меня. Постепенно я поверил, что можно обойтись без госсобственности… К тому же реформа может быть удачной, лишь если ее выполнение строго контролировать – а власть тогда почти потеряла рычаги. В такой ситуации даже самая продуманная реформа обречена. Так что, объективно говоря, оба варианта были гибельными.
– Вы слишком самокритичны, – вмешалась Прокурор. – Позвольте, я зачитаю фрагмент вашего тогдашнего интервью: «Страна не подготовлена к форсированному переходу к рынку, поэтому мы за взвешенный вариант. К подготовке новых предложений привлекались серьезные научные силы, было проведено моделирование предстоящих нововведений, математический анализ всех плюсов и минусов. Расчет шел по двум вариантам перехода к рынку – радикальному, который проповедуют некоторые известные экономисты, и умеренному, который предлагает правительство. Модель первого варианта (почти немедленный перевод цен на свободные, практически полное исключение госзаказа и т. д.) показала резкий спад объемов производства, занятости, жизненного уровня. Анализ второго варианта также показывает спад, но более пологий, медленный. Снижение уровня жизни населения в целом по стране произойдет, но меньше, чем по первой модели. Соответственно, и оздоровление экономики будет идти дольше». Так что опасность неконтролируемого рынка вы понимали и тогда. Вы в точности предсказали грядущие беды.