Предвечный трибунал: убийство Советского Союза
Шрифт:
– Слушания закрыты, можно выносить приговор? – осведомился Судья.
Адвокат выкрикнул нервно:
– Нет!! – и, успокоясь, добавил: – Мы признаем умысел и сговор, однако мой клиент действовал не самостоятельно, он был лишь орудием более влиятельных сил! А следовательно, его вина смягчается.
– Что ж, доказывайте… – согласился Судья несколько разочарованно.
– Защита приглашает свидетеля Болдина!
– Он уже выступал, – возразил Судья, но Адвокат продолжал настаивать:
– Тогда его вызвало обвинение! Мы тоже вправе.
Судья вздохнул:
– Извольте…
Вновь появился носитель квадратных очков – бывший помощник
– Валерий Иванович, – обратился Адвокат, – расскажите, пожалуйста, как Михаилом Горбачевым управляли внешние силы.
– Знаете, я бы начал с другого, – нарушил ход дела Болдин. – Управляла Горбачевым прежде всего его собственная жена [234] .
234
Вся дальнейшая информация взята из: Болдин В. И. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М. С. Горбачева. М., 1995.
По залу прокатился смешок. А подсудимый, мне показалось, слегка вздрогнул.
– Генсек был не только обычным подкаблучником, – продолжал свидетель, – жена вела его даже в плане идеологии. Ведь Раиса Максимовна читала в вузе курс марксистско-ленинской философии, видела себя серьезным специалистом в этой области – а дома, как признал ее супруг, «возглавляла нашу семейную партийную ячейку». Вдумайтесь: членом ячейки, то есть ее подчиненным, был генеральный секретарь ЦК КПСС!
– Валера, да ты вообще без чувства юмора! – засмеялся Горбачев. – Я же пошутил!
– Понимаю. Но в каждой шутке есть доля шутки… Ваша жена стала самостоятельной политической фигурой и «весила» больше многих высших чиновников. Ее машину даже оборудовали спецсвязью на уровне генсека!
– Михал Сергеич, это правда? – изумился Судья. – Зачем??
– Ну… Она попросила, – смущенно поведал бывший супруг. Даже голову опустил.
А Болдин продолжил:
– И она требовала преклонения. Вот пример: приехали в Куйбышев, и Раиса Максимовна пожаловалась:
«Жена первого секретаря обкома должна была сопровождать меня в поездке по городу – но заявила, что ей не с кем оставить собаку. Вы понимаете, что это значит?»
Мы посмеивались, но первого секретаря Е. Ф. Муравьева вскоре сняли…
– Да не за это его сняли! – отмахнулся генсек.
– Как знать, как знать… – покачал головой Болдин. – Кстати, Нэнси Рейган (жена президента) вспоминала об их первой встрече… впрочем, дословно я не помню – можно вас попросить?
– Разумеется, – отозвался Секретарь. И огласил следующее:
Из воспоминаний Н. Рейган
Оперативный документ № 20
Я не знала, о чем буду говорить с ней, но скоро выяснилось, что это не имеет значения. С первой минуты она сама говорила, говорила – так много, что мне едва удавалось вставить словечко. После почти дюжины наших встреч в трех странах основное впечатление, которое осталось у меня от Раисы Горбачевой, – что она никогда не перестает говорить [235] .
А точнее, читать лекции. Иногда темой был триумф коммунистической системы. Иногда – советское искусство. А чаще всего марксизм-ленинизм. Один или два раза она даже прочла
235
Скорее муж перенял у нее это качество, чем наоборот.
Я к этому не была готова, и мне это не понравилось. Я предполагала, что мы будем говорить о личной жизни: о мужьях, детях, о трудностях существования на виду у всех или, наконец, о наших надеждах на будущее. Я хотела рассказать Раисе о нашей программе борьбы с наркоманией. Но как только я начала, она быстро сменила тему, заявив, что в Советском Союзе проблемы наркомании не существует [236] . Ой ли?
В тот первый раз в Женеве, придя на чай, она явно хотела казаться женщиной, чье слово – закон. Ей не понравился стул, на котором она сидела, – она щелкнула пальцами. Охранники из КГБ тут же подали ей другой. Я глазам своим не поверила. Я видела первых леди, принцесс, королев, но никто из них не вел себя подобным образом [237] .
236
До Горбачева эта проблема действительно пребывала лишь в зачаточном виде. Но он быстро развил ее до мировых стандартов.
237
Нэнси Рейган при участии Уильяма Новака – Мой черед: (Воспоминания) // Иностранная литература. 1991. № 9. С. 203–204.
– Когда мы работали над документами, Раиса Максимовна вторгалась в каждую строчку, – говорил дальше Болдин. – Меня и Александра Яковлева это порой бесило, поскольку все сделанное нами приходилось перекраивать.
Услышав свое имя, Яковлев вздрогнул и поднял взгляд. А Судья чуть заметно улыбнулся:
– Текст от этого выигрывал?
– Знаете, мне трудно быть объективным… – честно признал свидетель. – Еще вот что: генсек всюду таскал жену, даже за руки держались. Сперва это умиляло. Но чем хуже становилось в стране, тем меньше людей радовала эта семейная идиллия. Например, Горбачевы вместе возлагали цветы к монументам, даже если это протокол не предусматривал. Зачем? Это выглядело навязчиво и неуместно.
– Это раздражало людей? – уточнил Судья.
Болдин ответил:
– Да. Возможно, они чувствовали, кто в действительности командует государством, – но на матриархат-то согласия не давали! И потекли письма в Кремль. Сначала недовольство поведением генсекши выражали отдельные граждане, затем жаловаться стали секретари парткомов, а с ними подписывались целые партийные организации подчас крупных предприятий…
– Подсудимый, вы понимали, что это бесит людей? – спросила Прокурор, но ответа не дождалась.
А Болдин продолжал:
– Чета необыкновенно много ездила по стране и миру. Однажды Раиса Максимовна потребовала отмечать их маршруты на особой карте, я позвонил картографам. Постепенно Москва на этой схеме превратилась в солнце: красные лучи – линии маршрутов – от нее разлетелись повсюду. Горбачевы посетили больше стран, чем все остальные генсеки, вместе взятые.
Болдин сделал паузу. А Горбачев вдруг поднял руку и попросил – робко, как ребенок:
– Скажите… а можно мне ее увидеть?