Предыстория беларусов с древнейших времен до XIІI века
Шрифт:
Большинство археологов полагает, что решающим толчком к окончательной славянизации лесной зоны послужила вторая волна расселения из ареала луки-райковецкой культуры. При этом дреговичи имели общие корни с южными племенами (предками украинцев, а отчасти и поляков): волынян, древлян и полян.
Все указанные племена представляли собой близкородственную группу, в формировании которой роль какого-либо субстрата не прослеживается. Археологически она представляют собой прямое продолжение культуры типа Луки-Райковецкой. Позже северная ветвь дреговичей распространилась на территорию банцеровской культуры, но это не привело к существенному ее отличию от исходной части их ареала на Припяти.
Древности радимичей охватили значительную часть праславянского (киевско-колочинского) ареала
Процесс формирования кривичей и полочан был довольно сложным. Они сложились в результате нескольких волн сначала венетского, а затем собственно славянского проникновения в ареал древнего субстратного населения и при этом смешались с такими же пришлыми балтами. Полочане, судя по археологическим данным, были ближе всего к смоленским и псковским кривичам, которые, как и вятичи, вошли позднее в состав великорусского этноса. Из других племен наиболее близки к кривичам были их северные соседи — словене новгородские.
Это была последняя по-настоящему массовая миграция, последняя крупная перетасовка генофонда будущих белорусов. В последующие эпохи имели место лишь относительно локальные перемещения, вносящие небольшие изменения в почти завершенную картину. Фундамент был заложен, истории осталось возвести на нем здание беларуского этноса. Главным двигателем этногенеза отныне стал не приток новых людей с их языками и обычаями, а относительно плавная эволюция под воздействием в первую очередь политических, а также культурно-религиозных факторов.
4. Славяне и местный субстрат
Археологи расходятся в вопросе о том, какова была роль местного субстрата в формировании славянского населения Беларуси. Одну крайность представляет мнение, будто славяне полностью вытеснили или истребили туземцев (по крайней мере, их мужскую часть), другую — что славянизация проходила путем мягкой ассимиляции, и белорусы представляют собой «ославяненных балтов».
Разрешить затянувшийся спор о том, какая из этих точек зрения ближе к истине, позволяет новый тип источников, появившийся совсем недавно — данные генетического анализа участков ДНК, передающихся по мужской или женской линии (однородительских наследуемых маркеров). Эти данные удачно дополняют традиционные методы, потому что позволяют достаточно надежно выявить основные компоненты, принимавшие участие в сложении современных этносов.
Маркеры Y-хромосомы представляют наибольший интерес для реконструкции этногенеза, поскольку весь их набор строго уникален для каждой мужской генетической линии. Раз возникнув, каждый мутантный аллель затем наследуется всеми сыновьями, внуками, правнуками и т. д., пока новая мутация не даст начало более молодой линии среди мужских потомков.
Различаются два типа маркеров: бинарные (результаты точечных мутаций, при которых нуклеотидное основание может иметь два разных аллеля) и полиморфные (изменения в числе повторов на довольно длинных участках стереотипно повторяющихся нуклеотидов). Аналогичным образом по женской линии наследуется ДНК митохондрий (мДНК), передаваемая вместе с цитоплазмой яйцеклетки от матери к детям обоего пола. Но мужские линии наследования на популяционном уровне выражены гораздо четче, поскольку в большинстве социальных систем прошлого сыновья оставались по месту жительства отцов, а вот дочери уходили в другую семью, нередко очень далеко от дома.
За десятки и сотни поколений женские генеалогические линии распространились шире и перемешались сильнее, чем мужские. Поэтому, хотя первые методы этногенетических реконструкций отрабатывались именно на мДНК, в последние годы все больше внимания исследователей концентрируется на изучении мужских генетических линий.
Прежде всего, отметим недавнее исследование полиморфных маркеров Y-хромосомы, в котором использовались материалы беларуского антрополога А. М. Микулича (37).
Это не противоречит гипотезе о том, что первоначальная праславянская общность локализовалась в лужицко-поморском ареале. Там первоначальный состав популяции просто не сохранился: он был сильно разбавлен пришлыми германцами уже в латенский период, а в дальнейшем обитатели этих территорий, известные под именами вандалов, скиров, гепидов, ругиев и другими, целиком покинули их ради далеких миграций, в ходе которых их генофонд рассеялся от Балкан до Иберии и северной Африки. Впоследствии территория Польши была заселена славянами повторно. Зато потомки поморской культуры, вошедшие в состав зарубинецкой, никогда не покидали свою новую родину полностью. Часть их тоже исчезла в миграциях бастарнов, остготов, а также неизвестных по имени носителей именьковской культуры Поволжья, но каждый раз часть населения оставалась на прежних местах и передавала свой генофонд потомкам. Поэтому естественно, что именно тут сохранилось наибольшее его разнообразие.
Неоднократное прохождение через «бутылочное горлышко» (при формировании верхнеднепровского варианта зарубинецкой культуры, затем — киевской и пражской культур) хорошо соответствует также резкому своеобразию славян по составу бинарных маркеров. Определенная последовательность мутаций в этих маркерах определяет принадлежность их носителей к гаплогруппам, обозначаемым чередующимися латинскими буквами и арабскими цифрами. Поскольку постоянно выявляются новые мутации, номенклатура постоянно меняется, что находит отражение на сайте международного консорциума по изучению Y-хромосомы. Так, довольно распространенные в Европе гаплогруппы, ранее обозначаемые как ЕЗb1, I1b1, N3a, ныне носят имена соответственно Е1b1b1, I2а, N1с1, а к моменту публикации этой статьи некоторые обозначения могут вновь измениться. Поэтому некоторые авторы предпочитают менее наглядную, зато неизменную систему обозначения отдельных мутаций, по наличию которых определяется принадлежность к гаплогруппе.
Генетическое своеобразие славян определяется очень высокой концентрацией гаплогруппы R1a1 (определяемой по мутациям М17 и М198), в сочетании с гаплогруппой I2а (мутация М26). Первая из них в большинстве славянских выборок (включая Беларусь) составляет порядка 40–50 % и более, вторая — порядка 10–20 % (38). Столь высокая концентрация обеих гаплогрупп одновременно не зафиксирована больше ни у одного современного народа.
Высокую концентрацию R1a1 имеют, кроме славян, жители Индии и центральноазиатских степей, что явно определяется наследием срубно-андроновской культурной общности, а также балты, эстонцы и поволжские финны (там она представляет наследие общности шнуровой керамики). При этом у них, в отличие от славян, гаплогруппа I2а встречается на уровне 1–2 %. В Западной Европе гаплогруппа R1a1 распространена с частотой 2–5 %, I2а — примерно вдвое меньше. Высокая концентрация R1a1 выявлена только в регионах, где некогда существовали культуры шнуровой керамики: в Норвегии и Восточной Германии (25–30 %), Дании и Швеции (12–18), при доле I2а на уровне 1 %.
В свою очередь I2а имеет мировой максимум в Боснии и Хорватии — в отдельных выборках до 60–70 %. В других популяциях южных славян ее частота составляет от 20 до 30 % и более. Она широко представлена также в Румынии (до 40 %), Молдове (20 %) и Греции (10–20 %). В Венгрии, где древнее население было сильно разбавлено волнами миграций, концентрация I2а остается на уровне около 10 %. За пределами Европы заметная ее доля зафиксирована только в Анатолии — около 2,5 %. Очевидна связь этой гаплогруппы с неолитическими культурами Балкан и Придунавья, сформировавшимися на местной мезолитической основе. Высокая концентрация в Румынии может указывать на то, что среди древних фракийцев гаплогруппа I2а была представлена довольно широко.