Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.
Шрифт:
Она должна освободить Гортензию и разоблачить настоящего преступника.
Часть шестая
Карлотта против Кманроигса
Глава 31
Блоньяр
После того как Карлотта вмешалась в проведение испытания, а затем ушла, Блоньяр какое-то мгновение казался растерянным. Я думал, что он собирается арестовать Тома Батлера или, по крайней мере, задержать его для допроса. Но он явно передумал. Он объявил, что испытание на время прерывается, и гроб Бальбастра
Три инспектора вышли из сада Синулей и направились в «Гудула-бар». Временно лишившись официанта, который был в числе испытуемых, мадам Ивонн сама обслуживала посетителей. Она подошла с несколько холодным видом. Она очень любила инспектора Блоньяра, завсегдатая, постоянно приводившего новых клиентов с тех пор, как еще во время дела Грозы Москательщиков кафе стало его штаб-квартирой. Но она была уверена в невиновности официанта, у которого были такие интересные соображения насчет Бесконечности. Ей было бы очень тяжело видеть, как его уводят в наручниках. Конечно, если это он убил Бальбастра… Но она была убеждена в обратном.
Она принесла инспектору обычную (двойную) порцию гренадина-дьяволо, а Арапеду — «канада-драй». Однажды Арапеду показалось неубедительным, как Блоньяр выстроил улики (не будем забывать, что он был скептиком по природе, по убеждению и по философской склонности), и он заявил: «Это не улики, вам так только кажется, это „канада-драй“ из улик». Он был очень горд этим сравнением и с тех пор стал пить «канада-драй».
Поставив поднос на стол, мадам Ивонн спросила:
— А что будет пить Красивый Молодой Человек?
Инспектора Шер. Хол. явно удивила такая характеристика. Он долго молчал, скрючившись на стуле, а затем ответил:
— Меня зовут Шоруликедзаки Холемасидзу. Я глубочайше-величайше, мадам Ивонн, очень-очень большая честь…
В общем, он хотел «ферне-бранка». Он пригубил этот огненный напиток и выпил его залпом, даже не моргнув.
К этому времени его вклад в расследование был нулевым. Он тенью ходил за Блоньяром и Арапедом, внимательно слушал, много записывал, читал все донесения, восхищался методами Блоньяра и условиями его работы, особенно компьютером в кабинете, но не высказывал абсолютно никаких замечаний по делу, если не считать разговоров о самобытности нравов в Городе по сравнению с нравами в польдевской столице.
Поскольку излияния Шер. Хол. всегда были нескончаемыми, Блоньяр даже радовался, что ему не приходится терять время на обсуждение версий заезжего инспектора. В самом начале он спросил у своего Шефа, сколько еще ему придется терпеть присутствие Шер. Хол., и услышал в ответ, что терпеть придется до конца расследования, что на этом настаивает начальство, и что есть лишь одно средство избавиться от Шер. Хол.: разгадать загадку как можно быстрее. Блоньяр запасся терпением, он был очень вежлив с инспектором, все ему показывал, пропускал мимо ушей его слова в лаконичном переводе Арапеда и отвечал односложно.
В кафе царил полумрак, и инспекторы не заметили Мотелло, который, свернувшись на стуле, наблюдал за ними сквозь полузакрытые веки. Он перестал краситься (больше не нужно было притворяться перед Лори и Карлоттой), и местами на нем уже проглядывал царственный серо-черный с синеватым отливом окрас Александра Владимировича.
— Арапед, — сказал вдруг Блоньяр, — сходи ко мне, узнай, как дела, а я тут посижу, подумаю.
— Иду, шеф.
— Да, и кстати, зайди к шифровальщикам, спроси, удалось ли уже прочесть
— О’кей, шеф, — сказал Арапед.
Он направился к выходу; инспектор Шер. Хол., минуту поколебавшись, последовал за ним. Александр Владимирович спрыгнул со стула и тоже вышел на улицу.
Блоньяр остался один.
На самом деле он вовсе не был так растерян, как могло показаться после акции в защиту Батлера, устроенной Карлоттой (честно говоря, он едва не ввел в заблуждение даже нас).
После ухода Арапеда, Шер. Хол. и Александра Владимировича, — которого он видел, потому что тот и не думал скрываться от него, — он вначале незаметно, потом все более заметно преобразился. Он допил гренадин-дьяволо, достал из кармана пакетик английских лакричных батончиков, открыл его, вынул из серебристо-черной обертки два батончика, разом засунул их в рот и стал задумчиво жевать. Он поискал взглядом хозяйку.
— Еще один? — спросила мадам Ивонн.
— То же самое, — ответил Блоньяр.
Этот обмен репликами в «Гудула-баре» сыграл колоссальную роль в успехе расследования: здесь в лингвистическом аспекте прозвучал философский, метафизический, онтологический, ритмический, а теперь и детективный парадокс — «еще один» и «то же самое» могут быть идентичными.
Мадам Ивонн принесла второй стакан гренадина-дьяволо.
У Блоньяра начинала вырисовываться схема Раскрытия. К сожалению, ему пока не хватало решающей улики. Он вздел очки (есть такое выражение), достал из кейса рубашку, в которую была завернута внушительная стопка машинописных страниц, и с жадностью погрузился в чтение. Какое-то время слышался лишь чавкающий звук от пережевывания лакрицы и шелест бумаги, пристававшей к липким пальцам. Наконец он прервал чтение, поглядел на Святую Гудулу, отпил глоток и поставил стакан.
Вдруг он хлопнул себя по лбу.
— Ну конечно! Какой же я идиот! — воскликнул он. — Так оно и есть! — повторил он с явным удовлетворением.
Он все понял.
(А вы?)
Внимание: мы не говорим, что недостающий фрагмент головоломки, о котором на протяжении стольких глав мечтал Блоньяр, наконец-то лег на свое место. Головоломки — настоящий бич детективных романов. Никогда, думал разъяренный Блоньяр, отшвыривая очередной детективный роман, никогда раскрытие преступления не бывает похоже на решение головоломки. Если автор пишет о головоломке, значит, он плохо знает свое дело.
Мы вас предупредили.
Глава 32
Где Гортензия?
Именно этот вопрос сейчас задает себе сама Гортензия: «Где я?»
Вернемся в ту роковую полночь, когда карета поглотила ее и унесла вдаль.
Тут же начались маленькие неожиданности и маленькие разочарования.
Во-первых, ей бы хотелось поцеловать на прощание Карлотту и Эжени, поблагодарить их. Она понимала, что надо спешить, что к рассвету необходимо оторваться от возможных преследователей, но ведь она покидала Город, покидала, быть может, на очень долгое время; нескоро она вновь увидит Карлотту; и от этого у нее слегка защемило сердце. Поцеловать бы Карлотту, передать привет и поцелуй Лори, сказать, что она напишет, что она даст о себе знать, чтобы они ее не забывали. Она была немного разочарована.