Прекрасная Ху Мэй хочет есть
Шрифт:
Ки Рэн взяла очарованного монаха за локоть и потащила следом. Они прошли через высохший сад, потом по широкой дороге мимо практически целого дворца, оставили справа ещё один сад, укрытый стеклянным куполом и густой паутиной, и вышли к дальней стене.
«Семейный склеп? Так тривиально. Хотя, все там прячут свои секреты, чем семья Ху лучше?»
Широкие медные двери открылись сами, внутри зажглись тусклые факелы у дальней стены, Ху Мэй полетела туда, они вошли следом.
И медные двери захлопнулись.
— Эй, дорогая, не шути! — Ки Рэн взяла из кармана несколько
Факелы потухли, по тёмному коридору склепа рассыпался серебряным колокольчиком девичий смех, многократно отражённый от стен и каменного потолка.
Ки Рэн навалилась спиной на дверь, но она стояла нерушимо, у самого уха раздался нежный голос Ху Мэй:
— Не трудись, у тебя не выйдет. Ты же хотела увидеть мою сокровищницу? Так смотри.
На стенах стали медленно разгораться факелы, всё ярче и ярче. И стали различимы сидящие вдоль этих стен в одинаковых позах чисто обглоданные скелеты.
«Сколько их? Двадцать, тридцать, пятьдесят?»
Ряд гладких черепов уходил вглубь коридора, где-то на третьем десятке в глазах начинало рябить от них, посчитать становилось нереально.
Прекрасная Ху Мэй парила над полом в центре, улыбалась и плавно обводила руками окружающее великолепие, как будто представляла любимый сад:
— Это моя сокровищница, я сама собирала. Красиво?
— Ты их всех сожрала, что ли? — неверяще уточнила Ки Рэн, пытаясь уложить в голове новость о том, что здесь годами пропадали люди, а никто не забил тревогу. Хозяйка склепа что-то поняла по её лицу, подлетела ближе и погладила по щеке замершего в ступоре монаха, перевела взгляд на Ки Рэн и сказала с презрением:
— Людишки. Они гордились моей красотой, как будто в этом была их заслуга, выставляли меня, как куклу в витрине, пока я была жива, и даже после смерти сделали театр из моего последнего пристанища. Эти жадные чиновники, похотливые туристы, фальшиво скорбящие родственники — «ах, она умерла, ах, какая потеря». Они меня и убили.
— Так говорят, вроде, самоубийство это было?
Ху Мэй ядовито усмехнулась, развернулась спиной и подняла руками волосы, медленно оборачиваясь и показывая, как неестественно проступают под кожей шейные позвонки:
— Меня столкнули в пустой пруд. Мать моего жениха хотела ему другую невесту, но отказать моему отцу не смогла, поэтому согласилась принять меня в семью и даже провела обручение, но свадьбу оттягивала как могла, потому что искала способ от меня избавиться. И нашла. Меня столкнул её слуга. Ему было меня так жаль, он плакал. Бедняжка. Его слёзы были такие сладкие... — Прекрасная Ху Мэй продолжала стоять спиной и оборачиваться, прекрасно понимая, какое впечатление производит этот тошнотворный угол, улыбалась и шептала: — А его кровь была горячей и солёной, как морская вода за миг до заката. Он был красивый. Прямо как ты, — она плавно развернулась к монаху и провела длинным ногтем по его шее, заглянула в глаза: — Тебе страшно, малыш?
Монах крупно дрожал и стучал зубами, но лицо было как будто окаменевшее, по виску ползла капля пота. Ки Рэн отбросила когтистую руку в сторону:
— Так, обожди жрать. Сокровища где?
Хозяйка рассмеялась и развела руками:
— Нет
— Так, так, хватит! Сначала бабки. Давай, придумай что-нибудь, это богатый дом, здесь должно что-то быть. Я же тебе не просто так горяченького принесла, да? Плати.
Ху Мэй опять рассмеялась, запрокидывая голову и давая возможность незаметно бросить в рот ещё несколько бобов.
— Ты думаешь, моя родня, съезжая из этих проклятых развалин, оставила хоть что-то? Ты такая глупая. Вас, живых, так легко обмануть, — она опять протянула когти к монаху, Ки Рэн опять их отбросила:
— Эй!
— Не мешай, мы должны остаться вдвоём...
— Хрен тебе! Дверь открой, мы уходим. Пацан, очнись! — она толкнула монаха в плечо, но он не отреагировал, она толкнула сильнее. Ху Мэй рассмеялась и ласково улыбнулась:
— Оставь его, он умрёт счастливым. Выбери себе место у стены, вон там в углу красиво.
— В смысле? Ты не собираешься меня выпустить? Ты же не ешь женщин!
— Не ем. Но и отпустить тебя я не могу — ты же тогда всем расскажешь о моём маленьком секретике, и они перестанут сюда ходить. А мне надо кушать. Лучше не мешай.
Ки Рэн ещё раз толкнула спиной дверь, но она стояла как влитая, Ху Мэй рассмеялась и широко раскрыла рот, из которого вырастали длинные зубы, но всё ещё продолжала смотреть, и Ки Рэн толкнула дверь ещё раз, уже специально изображая панику. Ху Мэй рассмеялась ещё сильнее, запрокидывая голову и закрывая глаза, Ки Рэн выплюнула жёваные бобы на ладонь, впечатала в неё кулак и двинула духа в подбородок со всей северной щедростью.
Ху Мэй подавилась смехом и улетела в середину коридора, даже после падения продолжая катиться, а Ки Рэн влепила пощёчину монаху и рявкнула в лицо:
— Пацан, к бою! Некогда спать, включай экзорцилку!
Монах всё ещё стоял бледный и каменный, глаза таращились в пространство перед собой. А потом посмотрели на шею Ки Рэн.
Она успела поднять одну руку, когда сзади набросилась петля волос и сдавила, приподнимая над полом и оттаскивая подальше. Прекрасная Ху Мэй вышла из тени за спиной монаха, положила ему на плечи тонкие пальцы, из которых медленно вырастали когти, с улыбкой понюхала его шею и слизнула с виска каплю пота, глядя в глаза Ки Рэн, которая пыталась развернуть прижатую волосами к шее руку так, чтобы волосы её душили чуть поменьше. Ху Мэй рассмеялась и промурлыкала с фальшивым сочувствием:
— Прости, старушка, я нравлюсь ему больше, чем ты.
— Да ладно. А так? — она схватила свободной рукой низ рубашки вместе с майкой и подняла повыше.
Монах распахнул глаза и затараторил:
— Именем света, священного и непорочного, уставший дух, томящийся...
С шеи Ки Рэн соскользнула прядь волос, она упала на пол, вскочила и побежала, глядя как монах поднимает ладони и от них начинает исходить свет.
Ху Мэй оттолкнула монаха и отпрянула, закрывая лицо рукавом, Ки Рэн с разгону приложила её кулаком по рукаву, но без бобов рука просто прошла насквозь и ударила в литую медь. Она зашипела от боли и зло крикнула монаху: