Прекрасная изменница

Смит Барбара Доусон

Софи видела, что Рэндольфу удалось преодолеть детское соперничество. Что же случилось в те далекие годы, чего до сих пор не мог простить Грант? Неужели Рэндольф унижал его, бил? Или младший, нелюбимый сын просто ревновал к старшему, любимому? А может быть, перенес ненависть с прежнего графа на графа нынешнего?

Сидевшая во главе стола леди Фиби поднялась.

– Леди, пожалуй, нам пора удалиться в гостиную и оставить джентльменов в обществе бренди.

Заявление показалось неожиданным и странным. Неужели мудрая хозяйка

не опасается, что «джентльмены» пустят в ход кулаки? Кто усмирит их пыл и выступит посредником в бесконечных перепалках? Однако вежливость не позволила Софи возразить и она вышла из-за стола вслед за хозяйкой и графиней.

Возле двери украдкой посмотрела на Гранта. В знак почтения к дамам он, как и Рэндольф, встал. Братья выглядели напряженными, а младший к тому же казался еще и угрожающе мрачным.

Прищуренные глаза и презрительное выражение лица не оставляли сомнений в откровенной враждебности.

– Бренди? – предложил Рэндольф, взяв с буфета графин и два стакана. Голос его звучал приветливо, а улыбка казалась вполне дружеской.

Однако Грант не доверял показной сердечности. Несмотря на беспокойство и неприязнь, снова сел за стол и как ни в чем не бывало откинулся на мягком стуле.

– Можешь не стараться. Все равно твоего притворства никто не увидит.

Рэндольф устроился на месте хозяйки, налил бренди и подвинул стакан Гранту.

– Никакого притворства. Это я попросил тетю Фиби оставить нас ненадолго, чтобы мы могли поговорить наедине.

– Нам не о чем разговаривать. Все было сказано много лет назад.

– Ошибаешься. Тема для разговора есть. Во всяком случае, у меня. – Рэндольф пригубил обжигающе крепкий напиток и пронзил брата острым взглядом голубых глаз. – Дело в том, что я хочу извиниться.

– Извиниться?

Рэндольф кивнул.

– В детстве я вел себя просто ужасно. Говорил такое, о чем и думать-то было нельзя, не только произносить вслух. Сожалею и раскаиваюсь. Настолько, что согласился бы отдать солидную часть состояния за возможность стереть сказанное из памяти.

В душе Гранта боролись противоречивые чувства. Победил гнев.

– Надеешься замести мусор прошлого под ковер? – Грант оттолкнул предложенный ликер. Густая янтарная жидкость выплеснулась на белоснежную скатерть. – Не пытайся, ничего не получится.

Рэндольф продолжал смотреть Гранту в глаза.

– Конечно, права на обиду у тебя не отнимешь. Понимаю, что не смогу оправдаться, и все же… на меня очень влиял наш отец.

– Твой отец, но не мой.

– По закону он был и твоим отцом. Ты второй сын четвертого графа Литтона, и ничто не в силах изменить конфигурацию генеалогического древа.

Грант резко отодвинул стул и вскочил.

– Что ж, в таком случае остается лишь проклясть собственного отца. Давным-давно я отверг вас обоих. Так что можешь отправляться к дьяволу вместе с ним.

Рэндольф лишь сжал губы.

– Знаешь,

глупо пестовать в душе злобу. Ни тебе, ни мне все равно не удалось бы изменить обстоятельства твоего рождения, но мы в силах изменить жизнь к лучшему.

– Именно этим я и занимаюсь, – парировал Грант, меряя шагами просторную столовую. – Я выбрал свою жизнь и хочу распоряжаться ею по собственному усмотрению.

Рэндольф не собирался отступать.

– Хочу кое о чем тебя попросить. Это важно, поскольку здоровье мое оставляет желать лучшего.

Грант остановился. Мрачное выражение на лице брата не могло не встревожить.

– Здоровье? – озадаченно переспросил он.

– Именно так, – ледяным тоном ответил Рэндольф. – Хроническое заболевание сердца. Доктора говорят, что в любую минуту может случиться новый приступ. Неизвестно, когда именно: через пять минут или через пять лет. Все в руках Господа.

– В таком случае я тебе определенно не нужен.

Брат даже не улыбнулся.

– Как раз очень нужен. Видишь ли, именно тебя я назначил попечителем своего состояния в случае смерти.

Грант замер в неподвижности. Рэндольф доверил ему огромное богатство? Ему, поганой овце безупречного семейного стада? Но почему?

– Черт возьми! – коротко выругался он.

– А еще мне необходимо твое обещание, – серьезно добавил брат. – По вопросу куда более существенному, чем богатство. Обещание оберегать интересы Джейн и ребенка после моей смерти.

– О чем, по-вашему, они говорят? – волновалась Софи. Она сидела на широкой софе рядом с женой Рэндольфа. Леди Фиби как раз разливала по чашкам ароматный чай. На каминной полке монотонно тикали золоченые часы. С тех пор как дамы вышли из столовой, прошло уже десять минут.

– Полагаю, – заметила Джейн, принимая из рук хозяйки тончайшую фарфоровую чашку, – что старший брат рассказывает младшему о сердечном недомогании. В моем присутствии Рэндольф не хочет об этом говорить. Считает, что я не понимаю серьезности положения.

Софи мгновенно забыла о собственных заботах.

– Слышала, что в прошлом году у графа случился сердечный приступ, но решила, что теперь все в порядке.

– Сейчас, слава Богу, так оно и есть, – подтвердила Джейн. – Но я заподозрила, что муж скрывает от меня правду, а потому с помощью тетушки Фиби предприняла собственное расследование.

– Мужчины считают нас слишком нежными, неспособными выдержать груз неприятной правды, – заметила пожилая леди. – И, как всегда, заблуждаются. Мужчины, конечно, сражаются на войне, зато женщины рожают детей и несут на своих плечах все домашние тяготы, так что вовсе не нуждаются в баловстве.

Софи подумала, что это чистая правда. Во всяком случае, Роберт придерживался именно этого ошибочного мнения. Временами стремление защитить Софи и оградить от трудностей вызывало у нее досаду, а подчас и обиду.