Прекрасная Охотница
Шрифт:
Катерина вышла к ним в глухом платье черного бархата, похожая на скорбную вдову. Фролов, шапочно знакомый с госпожой Мамаевой, торопливо представил свою спутницу хозяйке и начал было объяснять цель их визита. Вернее, он успел сказать лишь несколько слов.
Хозяйка жестом остановила его, внимательнее пригляделась к своей гостье и вдруг смертельно побледнела.
— Что с вами? — встревоженно воскликнул Фролов. Он стремительно подошел к ней и вовремя: еще мгновение, и хозяйка бы лишилась чувств.
— Это… вы… —
Петр Федорович поспешно усадил ее в кресла, вызвал дворецкого со стаканом воды и привел хозяйку дома в чувство.
Взор ее прояснился, но тень печали уже легла на лицо.
— Я не ждала вас… так скоро, — тихо произнесла она. — Значит, вы все знаете?
— В общих чертах, — подтвердила Арбенина, незаметно давая Фролову знак: ни о чем ее покуда не выспрашивайте!
— Я ждала. Я знала — кто-то приедет, непременно. У меня есть друзья при дворе, верная подруга. Ей доподлинно известно многое в вашем Третьем отделении. Она-то и сообщила, что анонимное письмо пришло, — горько прошептала Катерина Мамаева. — И когда в Казань приехали вы, я не спускала с вас глаз. Только поначалу еще не верила, что это будет… женщина.
Она твердо взглянула на незваных гостей, после чего решительно произнесла:
— Это я придумала все. Сергей Дмитрич тут ни при чем. Его просто ослепила страсть.
В ее голосе отчетливо проявилась просительная интонация.
— Он ни в чем не виноват. Не трогайте полковника. Всему виною я. Я задумала убить государя. Все обдумала, сама избрала Малинина исполнить приговор. За то мне и ответ держать.
Фролов и Арбенина молчали.
— Но как, откуда вы прознали? — вскричала Катерина. — В том письме ничто не указывало на меня, ни единым словом.
— Зато указывало на него, сударыня, — сухо ответила Прекрасная Охотница, указав на Петра Федоровича. — Если бы не его догадка, у него были бы большие неприятности. А это достойнейший человек, уверяю вас. Лучший в вашем городе.
Петр Федорович слегка покраснел, однако слова Дарьи Михайловны были ему невыразимо приятны. И его все более занимала эта удивительная и вместе с тем мрачная история.
— Вы сказали — приговор? — озадаченно спросил он.
— Приговор, — твердо повторила Катерина. — Я вынесла его самолично, и я имею на то право.
— Очень интересно, — сухо кивнула Арбенина. — Вот что, моя дорогая. А не подать ли нам сюда кофею?
И Мамаева, и Фролов с удивлением воззрились на нее.
— Да-да, — подтвердила Прекрасная Охотница. — И поскольку время вечернее, я предпочитаю двойные сливки.
Ошеломленная хозяйка не сразу нашла колокольчик, чтобы вызвать лакея. А Фролов наконец-то последовал примеру дам и тоже присел на кушетку.
— Вы, должно быть, удивлены моим странным, а точнее, ужасным решением.
Глаза
— Вам, верно, знакомо имя Антона Березовского? В газетах о нем писали.
Фролов кивнул. Вот уже дважды за вечер он слышал это имя. А еще вчера ему не было никакого дела до польского террориста.
— У Антона есть брат. Двоюродный. Ольгерд.
Это имя она произнесла с тою нежностью и бережностью, что Фролов понял — так говорят лишь о любимых.
— В Ольгерде — вся моя жизнь, — призналась Катерина. После чего некоторое время молчала.
— К несчастью, он принял некоторое участие в известных событиях польского восстания 1863 года. Поляк не может стоять в стороне, когда решаются судьбы его родины. Он был схвачен и приговорен к двадцати годам каторги. Теперь он в Акатуе, и жизнь там коротка и мучительна, а бытие тяжко и бессмысленно. Еще год, два, и у Ольгерда… начнется острая чахотка. Сейчас ему еще возможно помочь, но сделать этого я уже не в силах. В том и ужас, и отчаяние моего положения.
Она отпила кофе, не чувствуя вкуса, и лишь тогда перевела дух.
— Я оббивала пороги все эти шесть лет. Упрашивала, унижалась, пыталась подкупить, задобрить, воздействовать на разум и чувства. Пыталась упросить о помощи всех его фавориток — Замятину, Лабунскую, Макарову, Макову, даже Ванду Кароцци.
Провинциалу Фролову мало что говорили эти имена. Между тем каждая была обворожительна, из породы безупречных красавиц. Император Александр еще смолоду прослыл знатоком и любителем прекрасного пола. Однако и они не могли заполнить того пустого пространства, что неизменно всякий раз возникало вокруг императора после очередного охлаждения чувств.
— Тогда я добилась встречи с самой «La grande Mademoiselle» — княжной Александрой Долгорукой. Говорят, именно ей Россия обязана всеми реформами государя Освободителя… Та по-женски поняла меня и посочувствовала. Но сказала лишь: что я могу сделать? У государя новая фаворитка, а старых он забывает как сношенные перчатки!
Фролов впервые слышал такое о государе. Арбенина же воспринимала все спокойно, как должное; видно было, что она вполне искушена в дворцовых интригах и любовных связях сластолюбивого императора.
— Дважды мне было отказано в аудиенции у государя. И недвусмысленно намекнули: ему нет дела до моих забот. На поселение ехать меня тоже не пускают — для польских повстанцев создан ужасный режим, без всяких прав и без просвета.
Она побледнела и глухо произнесла:
— Теперь у меня осталась только месть. Если я не могу спасти жертву, я вправе уничтожить палача. Я заключила сделку с господином Малининым, безуспешно добивающимся моей любви уже не первый год. Он должен был исполнить мое желание, а я — его. Хотя потом…