Прекрасная посланница

Соротокина Нина Матвеевна

— Жалко птиц, — сказала Николь.

— Не отвлекайтесь… — прошипел ей в ухо Шамбер.

Она пошла вдоль витрин, рассматривая экспонаты. Чего здесь только не было: застывшие в прыжке обезьяны и горностаи, дивной раскраски бабочки перемежались макетами парусников, с африканскими масками соседствовали древние монеты, тут же лежали огромные перламутровые раковины, привезенные из южных морей. А еще механические инструменты непонятного назначения, страусовые перья и китайские, тончайшего фарфора чашки. Каждый

экспонат был снабжен подписью на русском и на латыни.

— Смешно написано. — Она прочитала по-русски. — «Морское диво в спиртусе». Красивый почерк… Интересно, кто это написал… А вот смотрите: «сулемандра в склянице». Я думаю, что это саламандра, дух огня. — Николь засмеялась.

— Сосредоточьтесь, ради бога, — шептал ей в ухо Шамбер. — Я знаю, с каким заданием вы прибыли в Петербург. Ну как, вошли в доверие к Бирону?

— Понятия не имею. Этим занимается аббат Арчелли. У меня другие планы.

— Какие, позвольте полюбопытствовать?

— Об этом рано говорить.

— Надо, чтобы в доверие к Бирону вошли именно вы.

— Почему? — Николь кокетливо надула губы.

— Потому что именно вы со своим умом и обаянием можете узнать то, что не в состоянии узнать Арчелли..

— А что у Бирона надо узнать?

— Об этом мы поговорим после. — Шамбер говорил настолько тихо, что Николь приходилось разбирать отдельные слова по движению губ.

— А вы с какой миссией прибыли в Россию? Тоже войти в доверие к Бирону? — Глаза ее откровенно смеялись.

— В каком-то смысле. Но вообще-то это вас не касается.

— Фи, как грубо…

Дошли до заспиртованных уродцев. Экспонаты одновременно заинтересовали и испугали Николь. Скрюченные тельца, сморщенные личики, зажмуренные глаза, которые так и не увидели свет. Еще ужаснее выглядели препарированные части человеческого тела, в этом было какое-то противоестественное, нечеловеческое бесстыдство.

— Кто такой этот Рюйш? — Николь оторвала глаза от таблички и воззрилась на Шамбера с раздраженным видом. Она не ждала ответа. Ее просто заинтересовала написанная на табличке фамилия мерзавца, который продал России все эти безобразия.

И вдруг из-за спины прошелестел ответ:

— Фредерик Рюйш известный всему миру анатом.

Николь резко повернулась. Рядом с ними стоял бледный молодой человек в темном камзоле с позументами, в очечках; продернутая через наушники несвежая лента завязана на затылке в смешной бант, словом, вид — не от мира сего, весь в науке. Шамбер посмотрел на юношу с ненавистью.

— Он продал нашему государю девятьсот тридцать семь экспонатов, — продолжал молодой человек, застенчиво улыбаясь, — за очень большую сумму.

— Какую же? — строго уточнила Николь.

— Тридцать тысяч гульденов, — вздохнул юноша.

— Мне все это очень не нравится, — Николь обвела рукой витрину

с препаратами.

— Женщин это пугает, — с готовностью закивал юноша, — однако Рюйш был великий ученый. Он умел сохранить цвет кожи не только на отдельных препаратах, но и на всех трупах целиком.

Николь слабо охнула. Надо было как-то избавиться от навязчивого молодого человека. Кто он, служитель Кунсткамеры, шпион или просто горожанин, который не обманулся простеньким платьицем Николь, узнал в ней знатную даму и теперь пытался познакомиться, предлагая свои знания в качестве аванса?

— Благодарю вас, — сказала она сухо и решительно направилась прочь, Шамбер поспешил следом. Молодой человек стоял столбом, провожая их грустным взглядом.

— Так на чем мы остановились? — Николь вопросительно посмотрела на Шамбера. — Говорите прямо, что вам от меня надо и где я могу вас найти в случае необходимости?

— Я сам вас найду.

— О! Вы даже от меня готовы скрываться?

— Не в этом дело. Я живу под чужим именем. Дом мой смело можно назвать лачугой. Появление такой дамы, как вы, может привлечь внимание обывателей.

— С каких это пор вы стали бояться обывателей? А это здесь зачем? Какое-то кривое-косое бревно? — воскликнула Николь, глядя на витрину, и тут же за ее спиной отозвался тихий голос:

— Это спил дерева, который стоял на месте Кунсткамеры. Однажды царь Петр плыл вдоль берега и увидел две странно изогнутые сосны. Они так проросли друг в друга, что нельзя было понять, какая ветка какой сосне принадлежит. Царь Петр сказал: мол, я создаю музей необычайностей, так это место можно счесть самым подходящим. Таких уродливых сосен я нигде не видал.

Бледный юноша вполне мог посоревноваться с англичанами в количестве ненужных знаний, которые скапливаются у иных людей в голове.

— Благодарю вас, благодарю, — крикнула Николь в лицо молодому человека. — А теперь оставьте нас в покое.

Спасение можно было найти только на улице.

— Так что вы мне хотели сказать? — спросила Николь у Шамбера, когда они вышли на набережную.

Он внимательно осмотрелся по сторонам и только после этого произнес:

— Вы должны найти в Петербурге одного человека. — Он подумал и добавил: — И войти к нему в доверие.

— И как этого человека зовут?

— Его зовут князь Козловский. Вам должно быть знакомо это имя. Год назад, нет, уже поболе будет, мы вместе с ним ехали из Парижа в Варшаву. Вы мне о нем потом рассказывали. Не смотрите на меня так удивленно. Помните? Ну, на кладбище, когда вскрывали могилу Виктора… Могильщики еще говорили…

— Ничего я не помню, — перебила его Николь, она не могла скрыть своего раздражения.

— Вы же сами мне говорили, что он болтался там где-то рядом.

— Кто?