Прекрасная тьма
Шрифт:
Закончить свою пламенную речь Карлтону Итону не удалось, потому что на сцене начало происходить нечто невообразимое: формы с пирогами зашевелились, и как только люди поняли, что происходит, в шатре раздались истошные крики. Из пирогов поползли гусеницы, личинки, жуки и тараканы, как если бы начинка пирогов превратилась в ненависть, ложь и лицемерие, годами копившиеся в сердцах уважаемых горожан: миссис Линкольн, миссис Эшер и миссис Сноу, директора школы «Джексон», членов организации ДАР и прочих прихожан. Теперь все это выплеснулось наружу: жуки и прочие насекомые
Всех, кроме Эммы. Она покачала головой и, прищурившись, с вызовом посмотрела на виновников происходящего. Целые полчища измазанных кремом гусениц и тараканов роились под ногами у конкурсанток. Около ног Эммы жуткий поток разделялся, аккуратно обходя ее.
Первой спохватилась миссис Сноу: она отшвырнула пирог, липкие от фруктового сока жуки взметнулись в воздух и упали на сидевших в первом ряду зрителей. Миссис Линкольн и миссис Эшер последовали ее примеру, осыпав атласные платья претенденток на звание «персиковой принцессы» градом омерзительных личинок. Саванна истошно заорала — на этот раз не притворно, а по-настоящему, издавая леденящие душу вопли. Весь шатер кишел измазанными в пирогах червями; люди зажимали рты руками, пытаясь сдержать рвотные позывы, однако удавалось это далеко не всем. Директор Харпер согнулся над стоящим у выхода мусорным баком, исторгая из себя весь съеденный за день «хворост». Если Ридли хотела заварить кашу, надо признать, ей это удалось.
Лив аж позеленела, и я испугался, что ее сейчас стошнит. Линк попытался протолкнуться к сцене, чтобы спасти маму. В последнее время ему частенько приходилось этим заниматься, и, учитывая, что спасение его матери представлялось мне гиблым делом, я не мог не оценить его упорства. Потоки людей хлынули к выходам, и Лив в ужасе схватила меня за руку.
— Лив, выбирайся отсюда! Иди к тому выходу, народ в основном рванул к боковым! — крикнул я, махнув рукой в сторону выхода около сцены.
Там стоял Джон Брид. Он улыбался, довольный делом рук своих, и не сводил глаз со сцены. Ну и что, что у него зеленые глаза, — он категорически не подходит под определение «хороший парень»!
Линк запрыгнул на сцену и быстрыми движениями принялся стряхивать червяков и жуков с бьющейся в истерике матери.
— На помощь! Спасите! — в ужасе орала миссис Сноу.
Она казалась персонажем фильма ужасов — ее платье ожило, покрывшись извивающимися гусеницами. Даже я не ненавидел ее достаточно сильно, чтобы устроить такое. Краем глаза я заметил Ридли, посасывающую свой леденец: с каждым движением жуков и гусениц становилось все больше и больше. Не знаю, могла ли она устроить такое в одиночку, но теперь у нее был достойный помощник — мальчик-чародей.
«Лена, что происходит?»
Эмма стояла на сцене с таким видом, будто могла разнести шатер ко всем чертям одним мановением руки. Жуки и червяки копошились у ее ног, но ни одно насекомое не осмелилось дотронуться до нее. Даже жуки знали, что с ней шутки плохи. Она пристально смотрела на Лену, сощурившись и сжав зубы, с того самого момента, как из глазированного пирога миссис
Лена стояла в углу шатра, волосы развевались в порывах чародейского ветра, она едва заметно улыбалась. Я знал эту улыбку — улыбку удовлетворения.
«Пусть все знают, что за начинка в их пирогах!»
Лена не пыталась помешать им. Она помогала им.
«Лена! Прекрати!»
Но ее было не остановить, она отомстила гэтлинцам за все: за «ангелов-хранителей», за собрание дисциплинарной комиссии, за каждую злосчастную запеканку, оставленную у дверей Равенвуда, и за каждый взгляд, выражающий притворное сочувствие, за каждое лицемерное соболезнование. Лена хранила в памяти любую мелочь, малейшее зло, которое эти люди причинили ей, до тех пор пока критическая масса не была достигнута, и теперь она взяла и швырнула им в лицо свою месть. Думаю, это был ее способ сказать Гэтлину «Прощай!».
Эмма заговорила с Леной, будто во всем шатре не было никого, кроме них:
— Достаточно, дитя! Ты никогда не сможешь получить от этих людей то, что тебе нужно! А сожаление о содеянном от людей, которые в высшей степени достойны сожаления, недорого стоит. Не дороже пустой формы для выпечки.
— Господи, помогите! Грейс плохо с сердцем! — голос бабушки Пру пробился сквозь гвалт.
Бабушка Грейс без сознания лежала на земле. Грейсон Петти, наклонившись к ней, пытался нащупать пульс, а бабушка Пру и бабушка Мерси сражались с жуками, сразу же атаковавшими их сестру.
— Я сказала «достаточно»! — прорычала Эмма со сцены, и, клянусь, мне показалось, что сейчас шатер рухнет и погребет нас под собой.
Я кинулся к бабушке Грейс, чтобы помочь вынести ее отсюда, и тут Эмма достала что-то из сумочки и подняла это высоко над головой. Одноглазый ужас, наша старая деревянная ложка во всей красе! Эмма изо всех сил стукнула ложкой по столу так, что тот чуть не треснул.
— Ай-й-й! — взвизгнула Ридли в другом конце шатра и выронила леденец прямо в грязь, как будто Эмма стукнула Ужасом не по столу, а ей по руке.
В ту же секунду все прекратилось. Я поискал взглядом Лену, но она пропала. Чары, или что они тут натворили, рассеялись. Жуки спешно покидали шатер, личинки и гусеницы тщетно пытались поспеть за ними.
Я склонился над бабушкой Грейс, пытаясь понять, дышит ли она.
«Лена, что ты наделала?!»
Мы с Линком вышли из шатра. Он, как всегда, пребывал в полной растерянности:
— Не понимаю! Зачем Лене помогать Ридли и этому мальчику-чародею выкидывать такие фокусы? Ведь люди могли реально пострадать!
Я огляделся вокруг, но на близлежащих аттракционах ни Лены, ни Ридли не было. Вокруг толпились волонтеры, пытались привести в чувство задыхающихся пожилых женщин и раздавали пластиковые стаканчики с водой всем жертвам адского финала конкурса на лучший пирог.
— Реально? Ты имеешь в виду, как бабушка Грейс?
— Я думал, ей крышка… Хорошо, что она просто упала в обморок. Наверное, от жары.
Линк отряхнул шорты, чтобы убедиться, нет ли на них гусениц.
— Да уж, хорошо!