Прекрасная толстушка. Книга 1
Шрифт:
— А как же ты увидел? — рассердилась я. Он давно уже велел мне называть его на «ты».
— Пойдем покажу.
Он завел меня в ванную, вход в которую был из спальни, и нажал на две кафельные плитки, внешне ничем не отличающиеся от соседних. Плитки повернулись и встали ребром, образовав между собой квадратное отверстие. Нарком жестом пригласил меня подойти поближе. Я прильнула к этому отверстию и увидела другую ярко освещенную ванную, в которой тетя Шура, прямо напротив меня, драила тряпкой с какой-то голубоватой пастой унитаз. Так же хорошо, как на ладони,
— А оттуда сюда тоже можно смотреть? — спросила я, покраснев до кончиков волос.
— Нет. Оттуда нельзя, — улыбнулся довольный моим смущением Нарком.
Хорошо, что я тогда только по-маленькому ходила, подумала я с облегчением и больше не возвращалась к этому вопросу.
Я так думаю, что это был не последний секрет в его доме. О других я не стала спрашивать.
К осени, в самый разгар нашего романа, он вдруг сказал:
— А почему ты ни о чем меня не просишь?
— Ты же уже помог отцу, — сказала я.
— Ты об этом меня не просила… Это я сам предложил, когда приглашал тебя в первый раз. Я просто выполнил наш договор.
— Мне не о чем больше тебя просить…
— Такого не может быть. Неужели ты ничего от меня лично не хочешь?
— От тебя лично хочу, — сказала я.
— Интересно… — снисходительно улыбнулся он.
Я понимаю, ему было интересно услышать, какие глупости — шубки, кольца, брошки — может желать такая несмышленая девочка… Но я почувствовала ловушку в его предложении. Ведь мне пришлось бы объяснять бабуле, да и Таньке, с которой мы не расставались и получив аттестаты зрелости, откуда у меня такие дорогие вещи. И потому я попросила то, чего мне действительно не хватало в нем:
— Я понимаю, тебе это будет трудно выполнить, но постарайся для меня…
— Интересно, что мне будет трудно выполнить? — еще более снисходительно и самоуверенно улыбнулся он.
— Не побрейся хотя бы два, а лучше три дня…
— Что за странная просьба? — опешил он.
— Просто я так хочу… Тебя сколько раз в день бреют?
— Два, а когда и три раза…
— Вот я и хочу хоть разочек поцеловаться с тобой небритым.
— Хорошо… — неуверенно произнес он, — на свою работу я могу ходить и небритым, но он меня в любой момент может вызвать в Кремль или на дачу… Как мне тогда быть?
— Ты же сам спрашивал, чего я хочу…
— Ну хорошо, я попробую.
У него получилось только через две недели. Для этого он был вынужден постоянно и всюду таскать парикмахера за собой. Только раз за две недели его два дня подряд не вызвали к хозяину.
В тот вечер он был особенно горяч и как-то приподнят. Наверное, его вдохновило то, что он сам лично, а не через секретаря, помощника или шофера сделал что-то для женщины, подвергаясь при этом определенному риску.
Во время наших бурных любовных игр на его необъятной кровати я сжала его голову бедрами и, почувствовав, как упоительно колются его щеки, воскликнула, теряя самообладание:
— Мой сладкий ежик!
Наркому эти слова очень понравились.
Это была наша последняя
В начале декабря ушел под лед мой отец Лев Григорьевич.
Впрочем, я об этом рассказывала. Не говорила я только о дурацких мыслях, преследовавших меня долгое время. Мне вдруг стало казаться, что это я повинна в его гибели. Ведь это по моей просьбе его перевели в фельдшеры.
Нарком мне сказал на это, что на руднике он еще раньше загнулся бы.
Потом вскоре пришло известие о смерти мамы… Так мы с бабушкой осиротели.
Не хочу лишний раз об этом писать. Упоминаю лишь с тем, чтобы восстановить хронологию событий.
Наступил 1953 безрадостный год.
На новогодний праздник я осталась с бабушкой вдвоем. После этих утрат она резко сдала и держалась из последних сил. Я так думаю, что, если б не я, не чувство ответственности за меня, она не захотела бы жить. Рук на себя, конечно, не наложила бы, но перестала бы сопротивляться своим бесчисленным хворям.
Я много работала в начале года, сидела за машинкой, буквально не разгибаясь.
В середине февраля бабушка умерла.
На другой день после похорон Нарком сам лично позвонил мне, чего никогда не бывало. От его участливых вопросов я ревела не останавливаясь. Он предложил мне денег, но деньги у меня были.
Я уже хорошо зарабатывала, потому что благодаря знакомствам, приобретенным в мастерской у Ильи, у меня сложился большой круг клиентуры… Я ведь шила не только женское платье, но и мужские брюки…
Потом этот человек, который никогда не слышал от женщины слова «нет», осторожно сказал:
— Я понимаю, тебе сейчас ни до чего… Но если захочешь, забегай хоть на часок… Позвони Николаю, и он за тобой заедет.
Пока я собиралась с духом, наступило 5 марта. Позвонила я ему уже после похорон товарища Сталина, чтобы выразить свои соболезнования. Нарком как-то странно принял их. Он очень торопился, но все-таки успел сказать:
— Ничего, ничего, подожди, мы с тобой еще побываем на «Лебедином озере». Нам это озеро домой, в спальню принесут. Только подожди… Очень много работы. Их много, а я один…
Только через три месяца, в начале июля, я поняла смысл его слов, когда развернула свою любимую «Вечерку». В тот день я совсем заработалась и даже не выходила на улицу, а то наверняка услышала бы об этом раньше, в какой-нибудь очереди…
Я до сих пор почти наизусть помню это сообщение:
«На днях состоялся Пленум ЦК КПСС. Заслушав и обсудив доклад товарища Маленкова Глеба Максимилиановича о преступных и антигосударственных действиях Л.П.Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел над правительством и Коммунистической партией Советского Союза, пленум принял решение — вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и советского народа. Президиум Верховного Совета СССР постановил: