Прекрасный город Юнивелл

Версон Мария

– Но если правительству известно о существовании нижнего архива, почему меня до сих пор не приставили к стенке?

– Потому что находящиеся там документы бесполезны. Это личные дела практически всех сотрудников ВимТека того времени, несколько тысяч папок с разработками, большинство из которых уже давно воплощены в жизнь, и всё. Там нет ничего ни об Андрэа Уоллисе, ни о его супер-команде разработчиков.

– Но тебе всё-таки известно об этой команде?

– Это элементарное рассуждение. В каждом видео сотрудникам задавали практически одни и те же вопросы, и насколько я могу судить, допросчиков

интересуют сотрудники этого самого отдела, но про них нет ни слова. Мне известно только лишь имя одного из них – Нико, по словам Мей Ронгер он был другом Уоллиса, но это всё, что мне о нём известно.

– Что ж… Продолжай поиски.

– Нечего продолжать. Мне нужны документы, изъятые из архива, без них я ничего не узнаю ни о Уоллисе, ни о проекте Пяти Врат.

– Ну, раз такое дело, я должен поискать те документы, а пока что можешь взять небольшой отпуск.

– Я женат на вашей дочери… - Должно быть, я чересчур злобно процедил эти слова, поскольку взгляд Джейсона тот час сменился на сочувствующий. – Только отпуска мне не хватало.

– Как она?

– Всё ещё беременна.

– Раз ты не хочешь отпуск, то, полагаю, тебе будет чем заняться?

– Я хотел бы поработать в лаборатории. У меня есть пара идей, касательно глобальной проблемы Дории, и мне бы хотелось кое-что проверить.

– Если это не работа над изучением природы барьера, что ты считаешь глобальной проблемой?

– Геном.

Джейсон громко цокнул языком и скривил губы, сверля взглядом пустоту слева от меня. Я уже запомнил этот его вид: он думал о чём-то, точнее думал, говорить ли мне о чём-то. В зависимости от того, куда повернёт его взгляд после этого полуминутного раздумья, он скажет мне что-то важное, или нет. Нет, в этот раз не скажет.

– Сайлекс, я занимаюсь этой проблемой всю жизнь, и в данный момент не могу подсказать тебе ничего дельного. Со всеми моими наработками и исследованиями ты можешь ознакомиться в любое время.

– Мне бы хотелось изучить эту проблему с самого начала самостоятельно. Я понимаю, что над этой проблемой трудились множество умнейших людей Дории, но мне бы хотелось рассмотреть и изучить всё самому. Ты же знаешь, у меня свои методы и свой подход, и быть может, я смогу посмотреть на эту проблему под другим углом. И… - моя тяга к хвастовству не часто, но нередко ставила меня в глупое положение, но сейчас был не тот момент, чтобы молчать, - даже если я не смогу сразу решить загадку генома, у меня есть мысль, как ликвидировать его последствия.

– Можно поинтересоваться, что за мысль?

– Синтез.

– Синтез генов человека? Я занимался этим лет двадцать назад.

– Да, я читал о тех исследованиях.

– Всё-то ты знаешь.

– У меня шестой уровень доступа, а эта информация доступна и четвёртому. Вы получили сотни разнообразных генов, но так и не смогли их привить. Мне кажется, я знаю, как решить этот вопрос.

– С учетом того, что дефицит генетической информации затронул всё население Дории, за исключением вас с братом, даже в случае успеха, учитывая стоимость и сложность планируемой процедуры, ты поможешь едва ли сотне-другой человек. Остальным это не по карману.

– Да, я понимаю это, но что-то делать нужно. Может, пока я буду заниматься этим вопросом, выяснятся какие-то

особенности генома, которые прежде замечены не были.

– Даю добро на использование всех имеющихся в моей лаборатории ресурсов.

– Спасибо, Джейсон. Завтра я приступлю к работе.

– Завтра? Сейчас только полдень, начинай хоть сегодня.

– Сегодня, - я едва не засмеялся в полный голос, вспомнив, что меня сегодня ждёт, - сегодня меня ожидает самое необыкновенное зрелище из всех.

Алистер, в отличие от меня, никогда не был прилежным учеником. Он умён, талантлив, прекрасно учился, но не ходил практически ни на одну лекцию. Он всегда говорил, что нет смысла слово в слово переписывать учебники, ведь всё равно его почерк разобрать невозможно и в любом случае готовиться к экзаменам придётся не по лекциям. И вот этот человек, с презрением всегда смотревший на процесс обучения, отклоняет выгоднейшее предложение ВимТек и становится преподавателем Инсмирского Центрального Университета.

Едва ли не трясясь от смеха, я добрался до здания этого учебного заведения. Конечно, по красоте, вуз, где я учился, с этим шедевром архитектуры сравнивать бесполезно. Это старейшее здание построенное в стиле классицизма, с невероятным множеством колонн, балконов, с удивительными обрамлениями на окнах. Пожалуй, с классицизмом я погорячился, ведь здесь присутствовали элементы и готической архитектуры, и модернизма, и само собой, последний, девятнадцатый, корпус, ныне административный, был построен в стиле модерна. Хотя я могу ошибаться: львиную долю пар по художественной культуре я проспал.

Я без каких-либо проблем миновал пост охраны, но вот дальше возникли проблемы. Все девятнадцать корпусов раскиданы по огромной территории, со своим парком и даже озером, и поиск среди них нужного занял много времени. Бедные студенты. У нас корпусов было всего пять, но и в них первокурсники умудрялись заблудиться. В общем, с горем пополам я нашел седьмой корпус и нужную мне аудиторию.

– …происходит нарушение синтеза гликогена, что приводит к инфильтрации ее жирами – возникает жировая дистрофия печени. При этом в ядрах гепатоцитов появляются включения гликогена, они становятся светлыми. При глюкозурии в почках появляются изменения, проявляющиеся в гликогенной инфильтрации эпителия канальцев. Эпителий становится высоким, со светлой пенистой цитоплазмой; зерна гликогена обнаруживаются и в просвете канальцев. Канальцы почек становятся более проницаемыми для белков плазмы и сахаров. Развивается одно из проявлений диабетической микроангиопатии – интеркапиллярный гломерулосклероз. Гликогенозы обусловлены отсутствием или недостаточностью фермента, который участвует в расщеплении депонированного гликогена, и относится к наследственным…

Алистер стоял на кафедре, держа руку на панели консоли. На стене за его спиной попеременно менялись диаграммы и рисунки, а в аудитории стояла гробовая тишина. Контингент слушающих пестрел разнообразием. Здесь были молодые, около двадцати лет, были наши ровесники, а так же присутствовали люди в два раза старше нас обоих вместе взятых.

Брат, увидев меня в дальнем углу аудитории, прервался на полуслове и улыбнулся. Я вопросительно поднял брови, стараясь не засмеяться во весь голос.