Прекрасный наркотик
Шрифт:
Во время сна с её лица исчезал отпечаток суровости и сомнений, которые почти всегда были с ней, когда она бодрствовала. Её ресницы бросали небольшие тени на веснушчатые щеки. Несмотря на то, что её полные губы были сжаты, они, казалось, так и молили о поцелуе. Словно оказавшись в трагедии с предсказуемым сюжетом, где-то глубоко внутри Тристана преследовало чувство, что он больше никогда не увидит её. Именно из-за этого ему было так тяжело покидать Джосси.
Пройдя по тёмному грязному холлу дома, в котором жила его девушка, он добрался до двери в квартиру Алекса и стучал по ней, пока тот не проснулся. Дверь распахнулась и к голове Тристана приставили пистолет. Тристан даже
— Чёрт, мужик. Что настолько адски важное не могло подождать, пока солнце встанет? — спросил Алекс, показывая Тристану, что тот может войти.
Тристан зашёл в квартиру.
— Мне нужно, чтобы ты присматривал за ней даже внимательней, чем обычно. На неё может быть организовано нападение. И это будут профессионалы. Я еду назад, в наши края, чтобы разузнать побольше.
— Я убью любого, кто приблизится к ней, — прорычал Алекс. — Почему ты не возьмёшь её с собой?
— Я не могу поехать вместе с ней. Это слишком опасно. Я думал о том, чтобы перевезти её в мою квартиру, но они знают, где я живу. Здесь она в большей безопасности.
Алекс прислонился к дверному проёму, скрестив руки, и шумно выдохнул.
— Ты знаешь, я уберегу её. Связавшись со мной, ты связался с лучшим!
— Очень мило, Тони Монтана.
Они стукнулись кулаками, признавая этим единство своих интересов, что-то вроде молчаливой клятвы между ними о том, что они могут безоговорочно доверять друг другу.
Пока Тристан мчался на восток по трассе I-10, он осознал, насколько сильно его напрягает тот факт, что ему придётся много времени провести наедине с собой. Он не знал, насколько близко к ним подобрался человек Молони, именно поэтому решил ехать на машине, а не лететь на самолёте. Так он сможет быть вне их радаров ещё какое-то время.
За последние тридцать восемь часов все его мысли были о Джосси. Оказавшись в условиях, когда не с кем поговорить, кроме бескрайней дороги перед ним, он невольно стал узником своих воспоминаний. Ничто не могло отвлечь его от этих мыслей, кроме дорожных знаков, указывающих сколько он проехал, и других водителей. Он раздумывал о том, куда они направляются и что они ожидают найти там, когда доберутся. Те же вопросы он задавал и себе. Иногда он часами вёл машину, не зная, где находится в данный момент или где он был несколькими часами ранее.
Всё больше отдаляясь от Западного побережья, он начал замечать, как воздух становится всё теплее и плотнее. Юг представлял собой знакомую для него картину, на которой деревьев было больше, чем зданий. Сосны, дубы и кипарисы пролетали мимо островками зелёной дымки в его окне. Он чувствовал себя как дома.
Дом был там, где жили его родители, в этом прекрасном особняке в викторианском стиле на западном берегу реки Миссисипи. Там он провёл всё своё детство, окружённый знакомыми лицами и всегда одной и той же группой сверстников. Домом было то место, где начинались и заканчивались все воспоминания о МакКензи. Именно здесь, когда Фиона вошла в его жизнь, он принял опрометчивое решение и отказался от всех своих планов на будущее. Это было место, где он, сидя на кожаном диване в гостиной, разбил сердца своих родителей.
Тристан раздумывал о том, стоит ли звонить матери и отцу, чтобы предупредить их о своём приезде. В конце концов малодушие одержало верх, и он просто решил сделать им сюрприз. Лёгкая ухмылка появилась на его губах, когда он подумал,
Около одиннадцати часов вечера он свернул на дорогу, вдоль которой росли столетние дубы, покрытые испанским мхом. Волнение взяло над ним верх, и он вытер вспотевшие ладони о свои джинсы. Его пульс ускорился, и он усиленно раздумывал о том, почему тревога так изводит его. А потом он понял в чём дело — он боялся, что его отвергнут.
Он припарковался позади машины своего отца и погасил фары. Почти две минуты он размышлял, может быть, стоит уехать отсюда и найти отель в городе. Он раздумывал ровно до того момента, как его взгляд остановился на старом, таком знакомом ему дереве. Сидя в машине на границе их собственности, он отчётливо видел его даже при отсутствии лунного света, который еле-еле проникал через облачное ночное небо. Это дерево пробудило тёплое чувство в его груди, и он напомнил себе, что приехал сюда главным образом из-за Джосси.
— Перестань быть таким трусом. Отказ — это избавление от чего-то испорченного и бесполезного. Они так не поступят, — говорил он сам себе.
Тристан встряхнул головой, перекинул ремень сумки через плечо, решив оставить пистолет под водительским сиденьем. Он поднялся на крыльцо к двери и сделал глубокий вдох, перед тем как позвонить в дверной звонок. Это казалось странным, он осознал, что никогда ещё не звонил в звонок своего собственного дома.
Время, казалось, двигалось слишком медленно, с каждой секундой его беспокойство росло в геометрической прогрессии. Он нажал на звонок ещё раз и выдохнул, мечтая о том, чтобы уже закончить с этим, чтобы он смог сконцентрироваться на Джосси. Несколько секунд спустя за дверью он услышал чьи-то шаркающие шаги и шёпот беседы. Красная дверь отворилась со скрипом и оба его родителя предстали перед ним, уставившись на него. Тристан расправил плечи и спрятал руки глубоко в карманах, ожидая, что будет, когда они поймут, что это он.
Они выглядели уставшими и изнурёнными. Но его мать была красива, как и всегда. Даже когда она стояла, съёжившись позади своего мужа, одетая в ночную рубашку, её причёска казалась идеальной, волосок к волоску. Отец Тристана стал выглядеть старше, седые волосы на висках выдавали его возраст. Их глаза начали осмотр с его ног и в синхронном танце двигались вверх по его телу, останавливаясь на рисунках на его коже и, в конце концов, достигнув лица. Его мать начала шумно ловить воздух, трясущиеся руки взлетели к её открытому рту.
— Тристан? — едва слышно произнёс Даниэль глухим голосом.
— Привет, — ответил Тристан, шаркая ногами и потирая рукой шею.
Отойдя от шока, Битси отодвинула мужа в сторону. Со слезами в глазах она бросилась к Тристану, спрятав лицо на его груди. Тристан крепко обнял маму.
— Ты здесь? Ты на самом деле здесь? — шептала она, хлюпая носом.
— Да мам, я здесь.
Тристан поцеловал её в макушку, как только она отпустила его и сделала шаг назад. Даниэль наблюдал за их воссоединением с противоречивыми эмоциями. Ликование, насторожённость и облегчение окутывали его разум, делая невозможным принятие сознательного решения. Не отдавая себе отчёта, он протянул руку Тристану в надежде что этот жест покажет, что он простил своего сына.