Прекрасный незнакомец
Шрифт:
— Только не в Глазго! — в испуге взмолилась она, не обращая внимания на его предостережения. — Вы не сделаете этого!
— Это единственный выход…
— Нет! — завопила она и яростно начала вырываться, охваченная внезапным и сильнейшим желанием оказаться подальше от него.
Она ощутила на своих плечах его крепкую хватку, он прижал ее к груди так сильно, что она с трудом могла вздохнуть.
— Успокойтесь, Керри Маккиннон, — прошептал он ей на ухо. — Я знаю, что вы не хотите ехать в Глазго, но какой у вас выбор, учитывая обстоятельства?
— Только не в Глазго! — в
— Прекратите это немедленно! — рявкнул он и, грубо схватив ее за плечи, повернул к себе. Лицо у него было напряженное; темные круги под глазами и густая щетина на подбородке выдавали его усталость. Он выглядел таким же измученным, какой она ощущала себя. — Выслушайте меня, сударыня. Я не могу позволить вам отправиться в Перт, где вы можете попасть в руки Монкриффа. Я не допущу, чтобы вас повесили, вы меня понимаете? Единственное, в чем есть хоть какой-то смысл, — это отвезти вас в Глазго!
Он говорит серьезно, он так и сделает. Жизнь ушла из нее; ее начала бить дрожь. Керри закрыла глаза и почувствовала, что падает с лошади.
— Ну же, ну! — рассердился он и снова водрузил ее на седло. — Вряд ли это такой уж плохой вариант. Я постараюсь, чтобы у вашей матушки хватило средств на вашу безбедную жизнь — вас не будут заставлять работать где-нибудь на фабрике…
— Нет, — прорыдала она. — Прошу вас, не надо! Я не могу ехать к ней, Артур! Вы просто не понимаете…
— Я понимаю только то, что вас некому защитить, Керри! — прорычал он. — У вас никого нет, кроме вашей мамы. Томас сейчас не может вам помочь. Мне ничего не остается, кроме как отвезти вас…
— Тогда бросьте меня умирать здесь! — истерическим голосом возопила она. — Я лучше умру, я заслужила смерть за то, что я сделала, так что оставьте меня здесь — умереть среди волков! Но только не в Глазго, Артур! Все что угодно, только не Глазго!
Потрясенный этой истерикой, Артур смятенно вглядывался в ее лицо. Он так крепко сжимал ее, что ей стало больно; нахлынувшие на него чувства отражались в его глазах, и на мгновение, на одно-единственное мгновение, Керри ощутила надежду. Но, в конце концов, он опять стал ласково просить ее понять.
— Керри, милая моя, что еще могу я сделать? Предложите мне что-нибудь другое, предложите хотя бы один…
Ну что ж, он ведь существует, этот «один». Керри предпочитает смерть жизни со своей матерью и окружающими ее фанатиками. Лучше умереть, чем думать об утраченном Гленбейдене или о том, что она убила Чарлза Монкриффа. Да, угрюмо подумала она, когда Артур нежно привлек ее к себе, теперь она знает, чего ей хочется.
Ей хочется умереть.
Они ехали до тех пор, пока Сакс уже не мог двигаться дальше. Керри молчала — она, похоже, покорилась своей судьбе, совсем как приговоренный человек, который смотрит в лицо неизбежной смерти, подумал Артур.
Он пребывал в безнадежном смятении.
Он понял, наконец, что после всего, что произошло за последние дни, одна только мысль о Глазго окажется тем, что окончательно ее доконает. И его тоже. Кто мог бы осудить ее сейчас, когда ее отчаяние, словно саваном
В жизнь, где будут презирать ее.
Да, Лондон — это совсем другой мир. Гленбейден — просто сказочная страна по сравнению с жестокой реальностью, которую он называет своим домом. Как сможет такая трепетная и прекрасная женщина, как Керри Маккиннон, там выжить?
В середине дня они остановились, чтобы отдохнуть и напоить Сакса. Артуру не нравилось, как выглядит лошадь — она была измучена настолько, что того и гляди, могла свалиться в любой момент. Керри серым ворохом опустилась на травянистый холмик и безжизненным взглядом следила за тем, как Артур пытался получше обиходить лошадь. Ясно, что при такой спешке животное долго не протянет. Сколько им еще осталось? Пять миль? Десять?
Он занимался лошадью, и его снедало беспокойство, хотя он был слишком измучен, чтобы мыслить четко. Закончив, он снял сюртук, решив немного отдохнуть, чтобы потом снова пуститься в путь. Расстегивая жилет, он взглянул на Керри. Лицо у нее изменилось; теперь она выглядела очень печальной. Это его удивило.
— Что такое? — спросил он. Она опустила глаза.
— Я думала… вспоминала… сколько счастья вы мне дали.
Он ничего не ответил, а просто лег на бок, спиной к ней, и закрыл глаза, надеясь, что ее слова уйдут и не будут его тревожить. Он безумно устал, забвение явилось быстро — и он погрузился в тяжелый, глубокий сон.
И вдруг опять появился Филипп. Он сидел на корточках и усмехался, глядя на что-то лежащее, на земле перед ним и не видимое Артуру. Впервые Филипп оказался настолько близко, что, если бы Артур пошевелил рукой, он наконец-то сумел бы схватить этот навязчивый призрак. Но он только смотрел на Филиппа, чья порванная одежда резко контрастировала с лицом, бледным, как шотландский туман. Что-то привлекло внимание Артура, что-то, лежащее на траве. Артур попытался встать, но его одолевал тяжелый сон, прижимая к земле так, что он не мог пошевелиться.
Филипп наклонился к нему, его тихий смешок превратился в резкий смех, и Артура сковал ужас при виде зияющей пустоты там, где должна быть грудная клетка. Артур смотрел, а Филипп медленно поднялся на ноги, став выше шести футов — такого роста он был при жизни, — и теперь он возвышался над землей. Он снова засмеялся и галантно поклонился, махнув рукой куда-то в сторону.
— Глазго, — произнес он.
Артур посмотрел туда, куда показывал Филипп, и почувствовал, как страх прошел сквозь его тело, точно коса, — там, среди вереска лежала Керри, такая же бледная, как Филипп, и в груди ее зияла дыра, такая же черная и страшная, как у Филиппа. Охваченный ужасом, Артур попытался сопротивляться, пустив в ход всю свою силу, чтобы выплыть на поверхность сна, он боролся отчаянно и, в конце концов, вынырнул из сновидения.