Прекрасный зверь
Шрифт:
Мой член горячий и голодный. Я чувствую кровь приливает к нему, мне необходимо освобождение.
Я вытаскиваю ее из душа и ставлю перед раковиной.
— Я хочу, чтобы ты видела нас в зеркале, как я буду тебя трахать. Руки на раковину, раздвинь ноги, задница кверху, — говорю я, открывая ящик и доставая презерватив. Она стоит, крепко вцепившись в раковину, расставив широко ноги, и мило выпятив свою попку кверху, я открываю ящик и ищу резинку.
— Поиграй со своим клитором, — приказываю я.
Она опускает правую руку между ног, совершая круговые движения. Ее выгнутая спина
Отлично. Просто ох*енно.
Я хватаю ее за бедра и скольжу в нее. Ее глаза расширяются в зеркале. Я жестко трахаю ее сзади, глаза не отрываясь смотрят в зеркало. Звук двух ударяющихся тел разносится по ванной, как эротическая сексуальная симфония. Наша мокрая плоть шлепает друг о друга, раковина поскрипывает, она стонет, я рычу и, наконец, у нее вырывается странный животный вой, она кончает мощно на мой член. Ого. После этого назад уже дороги не будет. Я взрываюсь глубоко внутри нее. Я не сразу выскальзываю, глажу ее по волосам и отвожу их на плечо, целуя ее в шею.
Я понимаю на нее глаза, в зеркале ее глаза сверкают, щеки разрумянились, рот слегка приоткрыт, и она дышит какими-то урывками.
— Еще один последний разок на дорожку? — с надеждой спрашиваю я.
Она хихикает в ответ, как чертовый ребенок.
Обед подается снаружи дома. Летний ветерок доносит аромат цитрусовых. Нам подают жареную утку конфи с обжаренным картофелем в утином жиру и тарелку с салатом из помидоров. Утка необычайно сочная и вкусная. Шейн рассказывает, что подготовка мяса у мадам занимает до тридцати шести часов.
Потом мадам подает мне шоколадное суфле с вишней сверху и сыр — Шейну. Я отламываю ложкой шоколадное тесто с мягкой кремовой шоколадной начинкой и кладу в рот.
— Мммм... очень, очень вкусно. Хочешь попробовать? — спрашиваю я.
Он наклоняет свое лицо ко мне. Свежесть мужского одеколона, перемешанная с запахом темного шоколада, заставляет меня опьянеть. С трудом сглотнув, я кладу ложку ему в рот. Он ловит мое запястье, прожевывает и глотает. Наклоняется и скользит языком по моей ключице. У меня расширяются глаза.
Его светлые голубые глаза вспыхивают.
— Ты права, очень и очень вкусно, — бормочет он.
И хотя он вытворял со мной разные вещи, когда мы занимались любовью, но я чувствую, как моя шея начинает краснеть.
И он вдруг с весельем говорит своими сексуальными, грешными устами, которые исследовали каждый дюйм моего тела:
— Ты краснеешь!
К своему ужасу я краснею еще больше.
Он посмеивается надо мной.
— Знаешь, что ты очень сильно покраснела в наш первый раз?
— Как ты можешь такое говорить? Мы же были в темноте, — выпаливаю я.
— Сноу, — говорит он, пробуя мое имя на звук, словно целуя. — Ты была как минимум на два тона темнее тогда.
— А ты... Ты... пыхтел весь наш первый раз, — лгу я.
— Иногда ты заставляешь меня почувствовать себя такой дешевкой, — говорит он с сексуальной усмешкой.
— Сомневаюсь, что какая-нибудь женщина может
Он придвигается поближе, и наши сердца замирают, его губы парят над моим ртом. Мой пульс бьется уже где-то в горле и проблеск сексуальной энергии, как жар, окутывает тело. Его пальцы ищут подол моей юбки и тянут ее вверх.
— В тебе имеется два совершенно противоположных сочетания, Сноу. Потрясающая чопорность и стыдливость и распутный рот, чтобы готов сосать член, — говорит он похотливо. — Все, что я хочу, это трахать тебя все чертовое время.
И к своему удивлению я представляю, как поднимаюсь, оборачиваю ноги вокруг его бедер и упираюсь в его большой, твердый член своей промежностью. Настоящая похоть тут же расцветает во мне, от одной только мысли, что я чувствую между своих ног.
Он отстраняется, нахмурившись.
— Чем бы ты хотела заняться сегодня, Сноу? Вернуться и побродить по городу? Я мог бы провести тебя по достопримечательностям, если ты хочешь. Или отвезти по магазинам.
Осталось так мало времени от наших выходных вместе. Возможно я больше никогда не увижу его снова. Я не хочу тратить последние несколько часов на достопримечательности города, и, конечно, не ходить по магазинам.
— Я хочу остаться здесь. Я хочу поплавать с тобой, а потом... оказаться в твоей постели.
Его сильные руки хватают меня за запястья, и он тянет меня вверх. Мы взбегаем по большой изогнутой лестнице в его спальню, он бросает меня на кровать, срывая одежду и с поспешностью входит, словно не может ждать ни секунды.
— Твоя киска так облегает вокруг моего члена, как чертовая перчатка, — рычит он.
Он не оставляет меня ни на минуту днем, пот уже струится по его груди, рукам, лбу и спине, и я уже так измучена, что чувствую пощипывание и боль между ногами, поэтому прошу его остановиться.
18.
Сноу
Мы прилетаем в Лондон в десять минут десятого и так же легко и свободно проходим таможенный контроль, как и отбывали во Францию. Мы быстро добираемся до парковки и останавливаемся перед приземистым красным Camarro с белыми гоночными полосами на капоте. Я ничего не понимаю в машинах, но это одна из тех — специально созданная для опасных скоростей.
— Это твоя машина? — недоверчиво спрашиваю я.
— Если это не так, то мы ее угоним, — говорит он, открывая пассажирскую дверь для меня.
— Очень впечатляющая, — отвечаю я, пробираясь в мягкий черный кожаный салон.
— Она милашка, — говорит он, закрывая мою дверцу.
Шейн молчит по дороге к моему дому, тишина в салоне напряженная, у меня в животе образуется узел страха. Все это время я настолько была очарована Сомюр, что напрочь забыла о Ленни, но теперь боюсь, хотя Шейн уверил меня, что договорился и Ленни не будет звонить мне в выходные, а если он все же звонил? Я ненавижу даже саму мысль, что мне придется ему врать. Но больше всего у меня в груди засело щемящее чувство, что Франция была мечтой, сказкой. А теперь все кончено.