Прелести жизни. Книга вторая. Цена жизни. Том 2
Шрифт:
– Только подниму крышку люка. – настаивал, как мужчина. – Чтобы убедиться, что вы совершенно правы.
Женщина, как всегда, мне уступила. Лишь развела руками, забыв на мгновение в чём она стоит, но тут же спохватилась и натуго спрятала от меня прелестные места своего прекрасного тела.
Мне ничего не оставалось, как только завершить свой подъем к вершине неизвестного чердака.
Осторожно головой поднял крышку люка и прямо мне на лицо, с края крышки люка, съехали ноги моих детей.
Эти
Вот и сейчас не видел лица своих блудных детей, но понимал каким-то совершенно не ясным чутьём, что это мои деточки.
Дети лежали в пустом пространстве между железной коробкой люка и крышей здания, отверстие которого прикрыто маленькой надстройкой из бетона, вроде чердачного слухового окна.
Никто из взрослых не смог бы додуматься, чтобы устроить себе ночлежку в таком месте.
От моих детей исходил такой гнилой запах, что чуть не свалился с лестницы. Подумал, что этот запах уступает только подвальной вони, которую ощутил сегодня ночью в поисках своих детей. С таким запахом жить человеку просто невозможно.
– Надо же, все-таки нашёл! – услышал, снизу, голос капитана милиции. – Смотри не урони их сонными.
Как мог уронить такую драгоценность, как мои дети. Ради детей живу каждый день на этом свете.
– Артур! Эдик! Проснитесь. – осторожно, стал будить, своих детей. – Откройте свои глаза. Это, ваш папа.
Артур весь поёжился и привычно попытался вытянуть свои ноги, как на кровати, но объем этого чердачного жилища не позволил ему так сделать. Эдик все ещё продолжал спать, посасывая свой грязный палец.
– Эдик! Проснись! За нами папаша приехал. – сказал Артур, придя в себя, он стал будить руками брата.
Эдик рассеянно открыл глаза и в страхе попятился в угол своего чердачного жилища.
Очевидно, он не проснулся окончательно. Ему, наверно, снился какой-то страшный сон, и он не мог толком понять, что это ни сон, а явь, в которой надо жить?
Эдик потёр глаза и заплакал. Мне было не понятно, почему он плачет. За то, что их нашли или за то, что могут наказать за побег из дома? Наверно, боится отвечать за побег?
– Эдик! Успокойся! – начал утешать сына. – Все будет нормально. Мы сейчас все поедем к маме. Артур, помоги мне снять Эдика с этой дыры. Буду придерживать за ноги, а ты за руки. Мы его осторожно снимем.
Потихоньку, балансируя на железной лестнице, стал спускаться вниз, одной рукой придерживая младшего сына, другой цепляясь за перекладины лестницы.
Когда мои ноги коснулись лестничной площадки у дверей, тут же схватил Эдика обеими руками
Артур следом слез с лестницы самостоятельно, сразу оказался между мной и милиционером.
По лицу Артура было видно, что он сильно напуган присутствием меня и капитана милиции. Наверно думал, что его сейчас сдам в милицию за их побег?
– Ну, что, добегался? – устрашающе, заявил. – Теперь милиция займётся твоими проделками и побегами.
Лицо Артура задрожало, а из глаз потекли слезы. Следом стал плакать Эдик, вытирая свой грязный нос.
– Папа, возьми нас с собой. – сквозь слезы, стал уговаривать меня Артур. – Больше не буду убегать из дома.
– Тут тебе ничем не могу помочь. – серьёзным голосом, ответил. – Все, как милиция решит, так и будет.
Переглянулся с двумя капитанами милиции, один в форме, другая в халате, которые в знак согласия со мной стали издавать разные звуки сожаления и возмущения о случившемся.
Артур и Эдик, разом начали реветь. В то время как милиционеры пожимали плечами и делали вид, что сейчас ничем помочь не могут.
– Ладно, на этот раз простим. – заступилась женщина, капитан милиции. – Но на следующий раз, вас посажу вас в клетку для зверей и буду кормить кусками сырого мяса. Вашего родителя мы будем штрафовать.
– Конечно, конечно! – поддержал капитан милиции, Камолов. – Мы так и поступим. Чтобы вы знали это. Сейчас же, немедленно, прекратите выть, а то, уже вся площадка промокла от ваших слез. Здесь люди живут.
Дети, как по команде, разом перестали плакать. Лукаво разглядывая нас, кисло улыбнулись. В этих улыбках скрывалась детская наивность и лукавство победивших.
Победа детская над милицией и над отцом, по моему мнению, больше была похожа на проигрыш в ночных похождениях моих блудных детей.
Когда все вернулось обратно к домашнему очагу. Возможно, что у них, в эти три дня, были какие-то свои открытия, о которых, может быть, никогда не будет известно родителям и дети, всегда будут это считать своей победой? Но в данный момент мои дети нуждались в защите.
В этих вонючих лохмотьях, мои дети были похожи на детей "парижской коммуны", которые только что вернулись с баррикад на улицах Парижа и стремятся отдохнуть перед новыми боями за правду, которую ещё не смог пока выдумать их детский разум.
Им все равно, какая у них будет правда, главное, чтобы бороться за что-то и побеждать. Вот только от этой победы больше всех, обратно, достанется мне.
Это мои ночные похождения в злачных местах и разные переделки, в которые попадаю. Главное, чтобы все были целы, а все остальное просто жизнь с её победами и поражениями. С поражениями нельзя смириться, с ними надо бороться.