Прелюдии и фантазии
Шрифт:
Голос помолчал немного и сказал:
— Ничего не понимаю.
— Я тоже, — призналась Моль. — Но заклинание должно быть идеальным, каждый элемент на своём месте. Иначе не сработает.
— Какое заклинание?
— Все мои стихи написаны в Безвыходном Положении. Я живу, пока пишу. Прощайте.
Сказав это, Моль выпорхнула наружу, покружила по комнате и пропала из виду. Старый шкаф вздохнул и пробормотал про себя:
— Трюкачи. Калачи. Врачи. Мячи. Очи… Ничего не понимаю…
Моль
Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку — посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено: «Славочка! Расти большой и, пожалуйста, не будь лапшой!!!», а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.
— Для недогадливых: — с порога объявила Моль, — от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.
Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.
— Что ж, — нерешительно начал Марципан, — раз уж всё так запутано.
— Что запутано? Вечно у вас — запутано! А всё потому, что вы — склизкий! — перебил его Фундук. — Ура!
Качать именинницу!!!
Тут Пирог и в самом деле — качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву «С», не успевшую затвердеть с тех пор, как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.
Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
— Я — не склизкий! Я — вязкий! — пробормотал Марципан. — Это первое! И второе: прежде чем принять ответственное решение, я хотел бы как следует во всём разобраться…
— Нечего разбираться! — закричал твердолобый оппонент. — Давайте праздновать! Горько! Горько!
— Не горько, — возразила Моль, выплёвывая сливочный крем, — а — топко. Впрочем, нам не привыкать… — и она снова вскарабкалась на вишенку. — В канун своего сорокапятиминутия и три-дцативосьмисекундия я готова, наконец, обнародовать сочинение, специально написанное по этому случаю.
— Вот только этого нам не хватало, — уныло пробормотал Марципан.
— Не хватало, не хватало! — загалдели Коржи, и даже старинный чугунный Ухват очнулся от сна и, не разобрав, что к чему, завопил: «Хватало! Хватило! Хватуло!».
— Ти-хо! — рявкнула Моль. Все разом умолкли.
— Ну, вот что! — рассудительно сказала Моль. — Сейчас я стану читать вслух:
— А что это? — осмелился вмешаться Марципан.
— Да какая разница! — закричал Фундук, — Дареному скунсу под хвост не заглядывают! Ура имениннице! Качать её!
— Не качать! — закричала Моль, и на всякий случай мёртвой хваткой вцепилась в черенок вишенки. — «Моль и Муравей». Басня! — объявила она, убедившись в незыблемости Большого Пирога.
— Муравей — это такой маленький, чёрный и с большой головой? — спросил Кондитерский Нож.
— К вашему сведению, это называется «НЕПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ» и карается немедленным ОБНУЛЕНИЕМ.
— Большое спасибо, — смиренно покачнулся Кондитерский Нож и умолк навсегда.
— «Моль и Муравей». Басня!
— Где-то я уже слышала это название. — задумчиво протянула Доска для раскатывания теста.
— Минус два! — сказала Моль, и Доска обнулилась. Выдержав паузу, Моль продолжила:
— «Моль и Муравей». Басня!
Все молчали. Возможно — просто внимательно слушали. — Доходяга-Муравей — всех на свете мудреней: пропил яхту, пропил дом, пропил девушку с веслом, пропил поле, пропил тын, пропил трубы, пропил дым, пропил море, пропил рыб, пропил собственный язык, пропил небо, пропил тень, пропил каждый Божий День, пропил свет и пропил тьму — непонятно почему.
— Чего уж тут непонятного! — громко сказал Фундук, изо всех сил пытаясь ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. — Пропил — потому что весёлый был и… как бы это сказать… нахрапистый. Наш человек! Такой и на гуслях отчекмарит, а если надо — отчекрыжит, а то — отчебучит так, что мама не горюй! Последнюю рубаху на себе порвёт — чтоб врагу не досталась. В общем, молодец мужик! Так держать!..
Сказал и осёкся.
Моль молчала, глядя куда-то в сторону. Все затаили дыхание. Она покачала головой, пожала плечами, будто изумляясь чему-то, и наконец сказала:
— Нет.
— Что «нет»? — спросил Фундук, глупо ухмыляясь, и тут же, не сходя с места, начисто обнулился.
Шёпот и вздохи. Шорохи. Восклицания.
— Я одного не могу понять, — осторожно вступил Марципан, — басня называется «Моль и Муравей». Муравей и в самом деле присутствует, хоть и не в самом, так сказать, презентабельном виде. а вот Моль. её здесь, кажется, нет вовсе.
— А кто — надрывался? Кто голос сорвал? Кто читал басню с выражением, невзирая на лица? Пушкин? — задохнулась Моль, едва не свалившись со своей вишенки.