Прелюдия к счастью
Шрифт:
— Никогда, — поклялся Александр и опустил Огастеса на пол.
— Всякий раз, когда я пытаюсь подойти к этой гусыне, она старается наброситься на меня. Она просто femme formidable [36] . Только Огастес понимает меня.
Мужчины обратили внимание на котенка, который с большим удовольствием лакал бренди из лужицы, разлитой на полу.
— Мне кажется, он тоже понимает толк в бренди, — заметил Генри.
— Как, впрочем, и мы, — ответил Александр, поднимая графин.
36
Femme formidable —
— Но это последняя бутылка.
— Позор! — Генри снова наклонился вперед и, положив локти на стол, посмотрел на брата мутными глазами.
— У винодельцев никогда не должно кончаться спиртное.
Александр повернулся к брату.
— Но ведь мы больше не вино дельцы, — напомнил он.
— Но когда мы были ими, мы изготовляли отличные вина. И наш бренди… — Голос Генри дрогнул, и он поднял бокал.
— Наш бренди был гораздо лучше этой дряни.
— Но это и есть наш бренди, — заметил Александр.
— Наш бренди всегда был великолепен. — Генри осушил свой бокал и трясущейся рукой наполнил его снова.
— Мы должны опять начать делать вино. Александр покачал головой.
— Больше мы не будем заниматься этим. Больше никакого вина.
И хотя Генри был пьян, он расслышал в голосе Александра боль. Ему тоже было невыносимо больно, когда умерла Анна-Мария. Но он не мог мириться с тем чувством, которым связал себя Александр.
— Она умерла не из-за винодельни, — мягко сказал он. — И ты знаешь это.
— Знаю. Она умерла из-за меня.
— Нет! — Генри выпрямился, сидя на стуле. Он пытался привести в порядок свои затуманенные мысли. — Это был несчастный случай.
— Нет. Она не хотела ребенка. А я хотел. — Александр произносил слова невнятно, но в них чувствовалась боль вины. — Она не хотела больше спать со мной. Но я не слушал ее.
— Но… — Генри начал было возражать, но остановился. Первый раз после смерти Анны-Марии Александр заговорил о ней. И пусть он говорит.
— И потом, она так боялась. Она думала, что умрет. — Александр остановился, чтобы выпить глоток бренди. — Я много чего ей наговорил. Был взбешен. Я хотел ребенка, но она не хотела его.
Генри чувствовал боль страданий в словах Александра, и перед ним встали воспоминания их детских лет. Александр всегда любил Анну-Марию. Генри помнил, что его сестре всегда хотелось следовать за #ними по пятам, и Александр всегда разрешал ей это. Генри был братом Анны-Марии, а Александр всегда был ее защитником. И когда умерла Анна-Мария, Александр совсем пал духом.
— Ты ни в чем не виноват, — возразил Генри.
— Я сказал ей, что она эгоистка. Что она заботится только о себе. — Александр наклонился вперед и уронил голову на руки. — Я назвал ее трусихой.
— Но ведь, когда мы разгневаны, мы всегда говорим не то, что думаем на самом деле.
Александр
— Но именно так я и думал. Именно это я и имел в виду. Я думал, что трусиха она. Но, взгляни на меня, Генри. Mon Dieu! Кто же трус теперь?
Генри попытался было придумать что-либо утешительное, но не смог. И он просто смотрел на брата, и сердце его сжималось от боли и сострадания к нему.
Глава 16
Тесс стояла на пороге библиотеки и скептически взирала на картину, открывавшуюся ее глазам. Утренние лучи солнца, пробивавшиеся сквозь стекла окон, падали на Александра и Генри, которые находились там же, где Тесс с Жанеттой и оставили их восемь часов назад, пожелав им спокойной ночи.
Александр развалился на стуле, его длинные волосы были распущены и всклокочены, а на подбородке обозначилась темная тень щетины. На коленях Александра лежал Огастес. Генри сидел на стуле напротив, уткнувшись головой в руки, лежащие на столе. На столике между мужчинами стояли три пустых графина и два пустых бокала. Александр, Генри и Огастес крепко спали.
Подперев руками бока, Тесс смотрела на них, отказываясь верить собственным глазам. Она услышала шаги позади себя и, обернувшись, увидела, что по коридору к ней направляется Жанетта.
— Я нашла их, — сказала ей Тесс.
— Вы хотите сказать, что они все еще здесь? Жанетта остановилась на пороге и заглянула из-за плеча Тесс в библиотеку.
Услышав голоса двух женщин, Огастес поднял голову и довольно-таки жалобно мяукнул. Тесс вошла в комнату и подошла к столу. Укоризненно покачав головой при виде трех пустых графинов, она взяла Огастеса с колен Александра и, услышав снова мяуканье котенка, более громкое на этот раз, принялась баюкать его на руках.
Мяуканье Огастеса разбудило Александра, который слегка приподнял голову и открыл глаза. Он сощурился от яркого солнечного света и, застонав от боли, наклонился вперед и, поставив локти на стол, обхватил голову руками.
Зашевелился и Генри. Он поднял голову, жалобно застонал и вновь уронил ее на сложенные на столе руки.
— Воистину! — Тесс переводила взгляд от одного мужчины к другому. — Вы способны лишь на подобные детские, недоразвитые выходки!
Александр приподнял руку, чтобы остановить поток упреков девушки.
— Не говорите так громко, — сморщившись, проворчал он. Лицо его было бледным, несмотря на загар, и, когда он взглянул на Тесс, девушка заметила, что глаза его были налиты кровью.
В комнату вошла Жанетта. Подойдя к столу, она стала рядом с Тесс и высказала свое мнение по этому поводу:
— Генри, три графина! Неужели в тебе нет ни капли здравого смысла?!
— Вчера это казалось великолепной идеей, — ответил Генри, защищая глаза рукой от солнечного света.
Жанетта и Тесс обменялись изумленными, раздраженными взглядами.