Прения сторон
Шрифт:
— Есть. Почему вы со мной так разговариваете? В чем я провинился?
— Но Федореев вам, наверное, уже сказал, что у меня «нестерпимый» характер. О вас он сразу поведал: «А знаете, кто будет теперь работать в нашей консультации?»
— Очень остроумно. А не выпить ли нам где-нибудь по этому поводу кофейку?
— Если вы согласны лазать со мной по задним дворам, то через пять минут мы будем сидеть в «Солнышке».
В кафе Пахомова энергично пробилась к столику, за за которым уже обедали трое.
— Еще два стула, — скомандовала
Мушкетеры торопливо закивали. Они сидели в большом процессе и сюда заскочили в перерыв.
— Ну как? — спросила Пахомова, весело оглядывая «ансамбль». — Люди не именитые, зато работящие…
— Ладно, Варя, — весело сказал Колтунов, и в самом деле напоминая своим атлетическим сложением Портоса. — Мишу Слиозберга в газете пропечатали, а ты говоришь — неизвестные солдаты…
— Вот как! Поздравляю…
— Да уж прямо есть с чем, — сказал Слиозберг, вероятно благодаря своим тонким усикам прозванный Арамисом. — Представляете, — обратился он к Ильину, — городишко, которого и на карте нет. А уж доехать по распутице — разве что вплавь. Ну, я поехал только потому, что старый клиент. Еду, ночую в Доме колхозника, утром судебное заседание, сто пятьдесят четвертая, судья, надо вам сказать, умнейшая женщина, ну и заседатели отнюдь не канделябры — вопросы и все прочее, все мои ходатайства удовлетворяют, ну и, словом, три года, и, представьте себе, без конфискации. Уезжаю в наилучшем настроении, а вдогонку — извольте, — он вынул помятую газету. — Сейчас я вам зачитаю…
— Седьмой раз, Миша, помилосердствуй, — сказал Васильев, который в этой компании, очевидно, был Атосом.
— Вот, прошу: «Возмутители спокойствия». Это заголовок. «В течение ряда лет…», ну это все беллетристика. Вот, пожалуйста: «Все выступление адвоката Слиозберга свелось к выгораживанию преступника…» Каково?
— Да плюнь, береги здоровье, — сказал Портос-Колтунов. — Они бы, конечно, предпочли: «Адвокат Слиозберг в своей блестящей речи поддержал прокурора по всем пунктам и потребовал для подсудимого максимального наказания…»
— А что бы посоветовали вы? — спросил Слиозберг Ильина.
— Наверное, письмо в газету, объяснить функции сторон, ну и потребовать опровержения.
— В газету? — переспросил Васильев-Атос. — Ну, это вы меня рассмешили! Да и кто будет печатать опровержение?.. К тому же у них сейчас сев, и так они еле-еле выделили для суда пятьдесят строчек.
— А я уже послал, — сказал Слиозберг. — Какое мне дело до их сева?.. Не ответят — я в «Соцзаконность» отправлю.
— В этом я вполне вам помогу, — сказал Ильин и вдруг почувствовал, как вокруг замолчали.
— А у вас там что, крепенько? — поинтересовался Васильев.
— Ну, товарищи, если Евгений Николаевич берется… — вмешалась Пахомова.
— И хорошо,
— Мушкетеры! — весело сказал Ильин, глядя им вслед.
— А вы думали, земля на одном Аржанове держится? Обслужи-ка нас поскорей, — попросила она официантку и прикрикнула на шумевшую рядом компанию.
— Варвара Павловна, ваше здоровье! — За соседним столиком поднялся какой-то парень, похожий на взъерошенного петушка.
— А ну по местам, это еще что!
В «Солнышке» сразу стало тише. Петушку, кажется, еще хотелось высказать что-то задушевное, но он больше не решился.
— Клиентура бывшая и будущая, — засмеялась Пахомова. — Ну, заказывайте. Только учтите — де воляй здесь нет.
Подали гуляш с макаронами, и Ильин сказал:
— Второй раз за сегодняшний день слышу — Аржанов, но так толком о нем ничего и не знаю.
— Еще успеете познакомиться! Хотя, надо сказать, он нас особым вниманием не балует, редко заглядывает в консультацию… Дела берет только избранные. Но для вас, я думаю, тот же порядок заведут!
— Пожалуй, кое-что в этом вопросе будет зависеть и от меня, — сказал Ильин.
— Вы что это надулись? Новичка следует в первый день подразнить!
«Новичок… Первый день», — вспомнил Ильин, спускаясь в метро. Как-то он иначе представлял себе свой первый день. Но, в конце концов, надо же было оформиться, вряд ли в самом оформлении есть что-то увлекательное. И все-таки он иначе представлял себе свой первый день.
«Может быть, я так прирос к своей конторе, что шага без нее не могу сделать? Как сказал бы Касьян Касьянович: «Мы — это государство, а они — свободные художники».
Но мушкетеры Ильину понравились. И Пахомова — тоже. «А вот для них я барин с тросточкой. Слиозберг тянется по распутице к своему старому клиенту, а в это время Ильин тянет коктейль в рижском ресторане. И в то время как Ильин осматривает восточные храмы, Пахомова таскает свой тяжелый портфель, а у нее флебит, этот венозный венчик так и выпирает из чулка».
Но чем же он виноват, что он человек здоровый, а Слиозберг слабак, это видно сразу, — Арамис слабак… Анкета анкетой, а Ильин немало вез на себе. Бывало, что контору крепко покачивало, и тогда приходилось работать ночами. Стелил себе в кабинете и сваливался только под утро.
И вдруг пронзительно остро он увидел свой пустой сейф, и вокзальная суета вчерашнего прощанья коснулась его. А завтра большой день, с Урала прилетел представитель… Все-таки странно, что все это уже его прошлое. И его рабочий стол, и сейф, и уральский поставщик…
«Человечество расстается со своим прошлым смеясь…» — вспомнил Ильин. Неглупо сказано, ох как неглупо. Но сейчас он не чувствовал себя способным ни смеяться, ни радоваться. Какая-то чугунная усталость вдруг навалилась на него. Это несвойственно человечеству в целом, но с отдельными людьми случается часто.