Прения сторон
Шрифт:
На рейсовый автобус они все-таки опоздали. Выручил попутный грузовик, но кабина была занята, пришлось забираться в кузов. Машина взяла с ходу, они весело обнялись, и Ильин почувствовал, как Лара доверчиво прижалась к нему.
Поселочек как поселочек: кино, сельпо, агростанция, школа, книжный киоск; батюшки мои, письма Ван-Гога — в Москве днем с огнем не найдешь…
Ильин выскочил из машины, хотел открыть борт, но нет, не надо, и Лара легкой ношей повисла у него на руках.
База экспедиции, или, лучше сказать, штаб. Два больших финских домика с широкими верандами. На
— Есть кто живой? — весело крикнула Лара.
Молодой человек в темных очках, небольшая русая бородка, наверное, только начал отращивать, поверх рубашки грубый шерстяной свитер.
— Знакомьтесь. Михаил Константинович Барсуков, более известный в экспедиции как Микобар. А это известный московский юрист, приехавший к нам в городишко инкогнито и пожелавший ознакомиться с бытом и нравами государства Согд.
— Профессор тяжелой и легкой атлетики, скрывающийся под золотой маской, — подхватил Ильин.
— Лара шутит, значит, она в хорошем настроении, — мягко сказал Барсуков.
«Он ее любит…» — неожиданно подумал Ильин.
— Ты почему в свитере? Жарко!
— Простыл. Встали — шести не было. Мы теперь работаем по три часа, потом отдых, и снова в поле. Приказ Джаббарова. Так что вас интересует в древнем Согде? — спросил он Ильина. — Искусство, быт, военное дело?
— Да все подряд. Все, о чем можно рассказать по приезде. У нас всем интересуются. Ах, Кижи, ах, русский Север, ах, без единого гвоздика. Потом пошла мода на гуцулов. Ах, шляпы, ах, дерево… Согд — это керамика или бронза?
— Ну, вы это зря… — сказал Барсуков. — В Москве отлично известно…
Лара не дала ему закончить:
— Ради бога, ничего такого-этакого о Москве. Для Микобара это город городов!
Ильин засмеялся:
— Да я и сам люблю Москву. Я и родился в стольном граде, и проживаю в нем безвыездно. А остальное — в порядке самокритики…
— Да, конечно, конечно, — сказал Барсуков. — Лично я всем обязан Москве. И в первую очередь…
— Назначением на должность младшего научного сотрудника в экспедицию, которую возглавляет знаменитый Джаббаров.
«За что она его так? — подумал Ильин. — За то, что он ее любит? Черт его знает, как все устроено несправедливо».
Ильин скоро понял, что Лара здесь свой человек. И вся атмосфера вокруг нее была дружески-шутливая. Пустили в ход легенду о знатном иностранце, которого привезла Лара, громко и со значением говорили, что «этот человек разнюхивает нефть…», сообщали под страшным секретом, что запасов горючего здесь хватит на двести лет. К Ильину обращались только по-английски, расспрашивали, где помещается его офис. Сити? Уолл-стрит? Вход со двора, два звонка коротких, один длинный?
Внезапно спектакль оборвался.
— Начальник экспедиции, — шепнула Лара.
Первое впечатление Ильина — старость. Шаркающая походка, стоптанные шлепанцы, какой-то сонный взгляд, вялое пожатие; да, пожалуйста, если товарища интересует наша работа… да, пожалуйста, вместе со сменой.
От
Сходство еще больше усилилось, когда смена спустилась в котловину и каждый уверенно занял свое место. Для них эти траншеи и блиндажи были улицами и домами большого города, но Ильин чувствовал себя здесь чужим.
Он быстро устал. И не от пройденных километров, ходок он был отличный, а от тех душевных усилий, которые затрачивал, чтобы восхищаться тем, чего не понимал. Барсуков терпеливо рассказывал, что когда-то город был четко разграничен на цитадель, пригородное поселение и шахристан. Вот улица, где работали ремесленники, вот дом знатного вельможи, некрополь, а это храм, где находилось главное святилище. Но Ильин привык к музеям, где все уже отобрано и истолковано, и там, где Барсуков и Лара видели живой город, людные улицы и площади, он видел только мертвую глину.
— Вам скучно? — спросила Лара.
— Что вы, что вы, все так интересно!
Но она недоверчиво покачала головой.
Прошли еще сто метров, и Барсуков рассказал, что вот на этом месте когда-то нашли первую монету. Теперь их раскопали четыре тысячи. Четыре тысячи! Можете вы это себе представить? Целых два мешка! А здесь Джаббаров обнаружил стену, покрытую живописью. Первая фреска! Но керамики меньше, чем ожидали, зато много дерева, великолепнейшая резьба!
— Мне жаль, что все уходит отсюда, — сказала Лара, и Ильину показалось, что она обращается только к нему.
Но Барсуков услышал и запротестовал:
— Мы должны быть благодарны нашим замечательным хранилищам, и в первую очередь Эрмитажу! Только реставрационная работа на таком высоком уровне позволила создать музейную экспозицию, которой теперь все могут восхищаться.
— Микобар всегда прав, — сказала Лара. — Всегда и во всем. Но будь я царь, я бы снова все собрала из всех хранилищ и каждую вещь привезла обратно на свое место. И трон правителя, и фрески…
— Но это, по-видимому, невозможно сделать, — осторожно вмешался Ильин. — Условия открытого места… Я читал о страшных ливнях и песчаных бурях, а зимой, кажется, бывают и снегопады…
— Так сделать купол из какого-нибудь сверхпрозрачного материала! Кстати, местное согдийское стекло еще и в те далекие времена славилось в Древнем Риме. Хотите посмотреть живую фреску? Наверное, и ее в этом сезоне снимут…
— Позволь, Лара, — возразил Барсуков, — мы еще не дошли до цитадели, а именно она…
— Успеется! В крайнем случае проживет без цитадели.
Барсуков развел руками и улыбнулся Ильину:
— Уж если Лара что задумала…
На золотом фоне синяя лошадь, на ней синий всадник сражается с каким-то чудовищем. Кажется, он уже проткнул его копьем.