Преодоление
Шрифт:
— Чувствовать себя на своем месте необходимо, — согласился Василий. — А вот училище бросил зря. Обидно на полдороге останавливаться.
— Каких тут полдороги? — возразил повеселевший Борис. — Стройка и есть моя дорога! Одно жалею, что до армии в Касатку не подался. Слыхал ведь о ней, неподалеку жил. А учиться и в техникуме можно. Все у меня будет, как надо, Василий Иванович! Все в русле будет. Давай-ка выпьем еще чайку, — предложил он, берясь за чайник.
«Борис прав, — подумал Василий. — Пора и мне сворачивать в свое русло. Это не поздно никогда — повернуть на свою дорогу».
Василий поднял чашку и взглянул на часы.
— Ого!
— Да, теперь уж навряд ли, — согласился Борис. — Что думает, где ночевать будет? А может, общежитие дали, обещали дать.
Глава двадцать первая
ПОСЛЕДНИЙ СУББОТНИК
Во сне Василий увидел Любу. Она ставила на стол белоснежные, поблескивающие тарелки из сервиза, о котором всегда мечтала, раскладывала возле них ложки, ножи, вилки. И улыбалась, как всегда, подкупающе — полными губами, чуть проступающими ямочками на смуглых щеках и обволакивающим взглядом больших глаз.
— Наконец-то никого нет и мы можем побыть совсем одни. Ты, наверно, устал?
Люба протянула руку, чтобы усадить Василия за стол, растормошить, согнать с его лица равнодушие. Но он отступил на шаг и потом — еще, сжал ручку двери. Ему надо было куда-то бежать — не от Любы, а по какому-то неотложному, очень важному делу. Эта необходимость и заставила Василия проснуться. Он сразу вспомнил о предстоящем субботнике, быстро оделся и вышел на улицу.
Миновав два квартала, Василий повернул за угол, к автобусной остановке. Здесь толпилось много людей. Василий сразу приметил среди них высокорослого сутуловатого человека с седой прядью. Это был Евгений Евгеньевич Коростелев. Он тоже увидел Василия, кивнул, улыбнулся чуть виновато.
— Вы, конечно, на субботник? — спросил Коростелев. — Наши институтские уже там. Я не успел сесть в автобус. Небывалое столпотворение. Все хотят участвовать в этом последнем субботнике. Очень хорошо, что мы встретились. Поедем вместе.
Им достались места на последнем скрипучем и прыгающем сиденье. Василий держался за поручень, чтобы трясло не так сильно, и слушал, что говорил Коростелев.
— Вот так, Василий Иванович. Скоро прибудет государственная комиссия. Загремят оркестры на торжественных вечерах, поздравительные речи. Станция почти готова, но сделано еще не все. Это обычное явление, и чем скорее будут устранены разные мелочи, тем раньше кончаются работы, идущие в убыток. Очень хорошо, что придумали субботник. Прямо-таки молодец Соколков. Развернулся и поднял буквально всех.
Выйдя из автобуса, Василий вместе с людьми, одетыми в ватные телогрейки и брезентовые упругие спецовки, пошел вниз по извилистой бетонной дороге. Вскоре он понял, что все идут к шлюзу, к нижней его голове. «Наверное, будем убирать землю с откосов подходного канала», — подумал Василий и снова увидел Коростелева. Он стоял на берегу и держал две лопаты. Точно такая же, немного виноватая, улыбка была на его лице.
— Вот ваша лопата, — сказал Коростелев и протянул ее так, как воспитанные люди подают за столом вилку или нож, — черенком Василию. «Начнем?» — спросили его глаза, и Василий, ничего не ответив, взял лопату, стал бросать землю.
Они не долго были одни. К ним примыкали все новые люди. Где-то впереди мелькнуло лицо Бориса. Он выпрямился, поприветствовал
Рубашка Василия взмокла, пот ел глаза, а он срезал и срезал пласты липкой от дождей земли и, не глядя, откидывал ее за спину. Только изредка косил он глаза на Коростелева и каждый раз отмечал, что Евгений Евгеньевич работает быстрее, не затрачивая при этом больших усилий, с легкостью. И все время улыбается.
Они прошли метров двадцать скоса, оставляя за собой островерхие черные холмики. Василий все-таки не выдержал, распрямился и увидел Катю. Она сидела на одном из таких холмиков. На ее голове был яркий красный платок, а все остальное — телогрейка, брюки, резиновые сапоги — черное.
— Одна забота — работай до пота! — крикнула Катя, сдернув косынку и размахивая ею.
«Как быстро бежит время! — подумал Василий. — Давно ли сидели с Борисом, беспокоились о Кате и вот — она уже здесь; не усидела дома, примчалась, чтобы в этот день быть вместе с людьми».
— Вам знакома эта певунья? — спросил Коростелев, не глядя на Василия. — Могла ведь украсить любые эстрадные подмостки, а сидит здесь на куче земли довольнешенька.
Но Катя уже не сидела. Она крикнула Коростелеву обидные слова: «И жив человек, да помер», — и стала командовать своими подругами, которые волокли перемазанные цементом щиты опалубки, обломки досок и еще какой-то строительный хлам.
— Кучнее, кучнее! Нече разбрасывать! Способней в машину грузить будет.
Голос Кати исчез в грохоте репродуктора. Катя еще открывала рот, показывала руками, как надо класть щиты, но слышно ее теперь не было. Надо всей огромной территорией гидроузла, от нижнего подходного канала до плотины, звучал трескучий металлический голос Тимкина. Он призывал строителей дружно поработать, желал им бодрого настроения.
К Василию и Коростелеву подошел Соколков. Он тяжело дышал. Веснушки на лице растворились в красной испарине. В крепком кулаке, покрытом ершиком золотистых волос, был зажат черенок лопаты, перекинутой через плечо.
— Привет интеллигенции! — поздоровался он и, не пускаясь в разговор, коротко предложил: — Поднажмем!
Он всадил лопату до самого основания в грунт, поплевал на ладони и с азартом принялся за работу. Василий старался не отставать. Он уже не чувствовал усталости. Руки сами, помимо его воли, кидали землю до тех пор, пока кровь не застучала в висках.
Но он очень быстро сообразил, что это звенит оркестр. Клубные музыканты действительно приближались к нескончаемой стреле пирса. Впереди их шел Тимкин. Он останавливался иногда около работающих людей, выкрикивал подбадривающие слова.
Соколков, Коростелев и Василий, опершись на лопаты, весело смотрели на оркестрантов. Марш, который они играли, поднимал настроение. Хотелось снова взяться за работу, сделать еще больше — сколько позволят силы.
Трижды грохнул барабан в рассыпном звоне тарелок. Стало тихо. Музыканты присели на бетонный бортик. Над их головами заструились голубые дымки. Закурил и Василий. Он протянул пачку «Беломора» Коростелеву, но тот отрицательно покачал головой. В его руках появилась красная коробочка сигарет «Фемина», таких, какие обычно курил Норин. Соколков отказался и от папирос, и от сигарет.