Преподобный Серафим Саровский: Жизнь, молитвы, святыни
Шрифт:
С 1825 года, после видения ему Богоматери и с благословения настоятеля, Старец стал ежедневно ходить к Ближней пустыньке, поставленной в двух верстах от монастыря. Рядом с избушкой бил родник холодной воды, у родника столбиком стояла часовенка, по народному – каплица. Таких тогда много было по всей России – ставили их на перекрестках дорог, у родников и колодцев. Здесь старец установил икону святого Иоанна Богослова, поэтому и родник тот называли Богословским. Вокруг родника старец устроил грядки и трудился, выращивая овощи. Рядом поставили малый сруб, где отец Серафим скрывался во время жары. К вечеру он возвращался в Саров. Рано утром, часа в четыре, батюшка снова уходил в Ближнюю пустыньку в холщовом белом подряснике, в камилавке, с топориком в руке и сумою за плечами.
К тому времени многие русские православные люди со всех концов Отечества стремились побывать у старца Серафима, чтобы послушать его назидания. Имя подвижника передавалось от верующего к верующему. Особенно торжественное и великое зрелище наблюдалось в Сарове в праздничные дни, когда батюшка Серафим возвращался из храма после принятия Святых Тайн. Согбенный старец в мантии, епитрахили и поручах
Когда мы поклонились ему до земли, он благословил нас и, положив на мою голову руки, прочитал тропарь Успению: “В рождестве девство сохранила еси…”. Потом сел на грядку и приказал нам также сесть, но мы невольно стали пред ним на колени и слушали его беседу о будущей жизни, о жизни святых, о заступлении, предстательстве и попечении о нас, грешных, Владычицы Богородицы и о том, что необходимо нам в земной жизни – для жизни вечной. Эта беседа продолжалась не более часа, но этого часа я не сравню со всею прошедшею жизнью. Во всё продолжение беседы я чувствовал в сердце неизъяснимую, небесную сладость, Бог весть каким образом туда переливавшуюся, которую нельзя сравнить ни с чем на земле. До тех пор для меня в духовном мире все было совершенно безразлично. Отец Серафим впервые дал мне почувствовать всемогущество Господа Бога и Его неисчерпаемое милосердие и всесовершенство».
Кроме всего прочего, отец Серафим обладал даром прозорливости. Одному из своих почитателей он сказал: «Что мне повелевает Господь как рабу Своему, то я передаю требующему как полезное. Первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только веруя, что так мне указывает воля Божия. Своей воли не имею, а что Богу угодно, то и передаю».
Присутствие в нем этого таинственного дара прозорливости объясняет, почему отец Серафим, не распечатывая писем, знал их содержание и давал на них ответы.
Он предвидел тяжелые годы Крымской кампании и говорил, что на Россию восстанут три державы и много изнурят ее, но за Православие Господь помилует и сохранит нашу страну.
Старец предсказал прославление святителя Митрофана Воронежского и письменно поздравил архиепископа Антония Воронежского с открытием мощей, когда еще не было ни откровений, ни явлений у гроба святителя.
Духом отец Серафим знал многих подвижников и был с ними в общении, несмотря на то, что они жили далеко от него и он их никогда не видел. Известны, например, его прозорливые устные послания к затворнику Задонского Богородицкого монастыря Георгию, у которого тайно возник помысл – не переменить ли ему своего места на более уединенное. Причем никто, кроме него, не знал этого тайного смущения. И вдруг приходит к затворнику Георгию какой-то приезжий монашек и говорит ему: «Отец Серафим приказал тебе сказать: стыдно-де, столько лет сидевши в затворе, побеждаться такими вражескими помыслами, чтобы оставить свое место. Никуда не ходи: Пресвятая Богородица велит тебе здесь оставаться».
Отец Серафим обладал также даром исцелений. Приходивших к нему больных он помазывал маслом из лампады, горевшей у него в келии пред иконою Богоматери «Умиление». «Мы читаем в Священном Писании, что апостолы мазали маслом, и многие больные от сего исцелялись. Кому же следовать нам, как не апостолам?», – говорил батюшка. И помазанные им получали исцеление.
Серафимовский источник
«Нет паче послушания, чем послушание церкви! И если токмо тряпочкою притереть пол в дому Господнем, превыше всякого другого дела поставится у Бога!»
Преподобный Серафим Саровский
Х
Приближаясь к концу своей жизни, Преподобный не смягчал строгого образа жизни. Вкушал один раз в день, спал сидя на полу, а в самое последнее время становился ниц и спал лицом к полу, поддерживая голову руками. Это помогало особому напряжению созерцательного настроения у подвижника, как будто он уже отделялся от земли. Понятным становился тогда и ответ старца одному паломнику, который спросил его, не надо ли передать от него чего-либо курским его родственникам. Батюшка, указывая на лик Спасителя и Богоматери, ответил: «Вот мои родственники, а для живых родных я уже живой мертвец».
В то время отца Серафима чтила уже вся Россия, а современные ему подвижники смотрели на него как на великого духовного наставника. Даже епископы писали ему и спрашивали у него совета. Особенно почитал его воронежский святитель Антоний, которого старец Серафим называл Великим архиереем Божиим. И действительно, у архиепископа Антония был неистощимый запас милосердия к людям. Это он сказал и на деле подтвердил свою мысль: «Скорбь о ближних для души иногда полезнее собственной скорби».
Старческие немощи уже настолько ослабили отца Серафима, что он не мог каждый день ходить в Ближнюю пустыньку, чтобы там принимать посетителей. Но внешний вид старца оставался светлым и радостным. Лицо белое, приятное, глаза проницательные, светло-голубые и детский румянец на щеках под густыми седыми волосами – таков был внешний облик подвижника. До самых последних дней жизни он сохранил ясный и проницательный ум. Люди, немало образованные, отзывались о батюшке как о человеке одаренном чрезвычайно, чувствовали в Старце могучий дух и живое творческое начало.
Портрет старца Серафима в издании Саровской пустыни 1863 года
Наступали последние месяцы
В августе 1832 года, незадолго до кончины отца Серафима, его посетил Тамбовский преосвященный Арсений, впоследствии митрополит Киевский. Старец поднес архиерею четки, пук восковых свечей, обернутых в холстину, бутылку деревянного масла и шерстяные чулки. Затем отдельно передал ему бутылку церковного вина. Это означало, что старец просит помянуть его по смерти своей. Свечи, масло и вино, сбереженные преосвященным, затем были употреблены на литургию, которую он совершил об упокоении Старца, когда получил известие о его кончине. Батюшка Серафим приказал послать некоторым лицам письма, приглашая их поспешить с приездом к нему, а другим поручил после смерти своей передать полезные для них советы. «Сами-то они меня не увидят», – объяснил старец.
Прошли последние дни 1832 года. Новый, 1833 год, начинался тогда в воскресенье. В последний раз пришел Старец к Литургии в дорогую для него больничную церковь Соловецких чудотворцев, где раньше стояла его келия и где он сподобился чудесного исцеления явлением Божией Матери.
На постройку этого храма он сам собирал средства, и престол этого храма сработан из кипарисового дерева его собственными руками. В храме отец Серафим обошел все иконы, приложился к ним и поставил перед ними свечи. Выстоял Литургию, приобщился Святых Христовых Тайн, а затем стал прощаться с братией, обнимая и благословляя всех словами: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте. Нынешний день нам венцы готовятся».
После Литургии батюшка принимал Ирину Васильевну – сестру Дивеева монастыря, которой передал 200 рублей на покупку хлеба для девической общины. Затем старца посетил иеромонах Высокогорской Арзамасской пустыни Феоктист. Прощаясь с ним, подвижник сказал: «Ты уж отслужи здесь». Не имея времени задерживаться в Сарове и не поняв слов старца, иеромонах засобирался в путь. Но батюшка опять напомнил ему: «Ну, так ты завтра в Дивееве отслужишь».
И действительно, иеромонах Феоктист в Дивееве получил известие о кончине отца Серафима, там он и отслужил по нему панихиду.
О том, как провел отец Серафим последний вечер своей жизни, известно со слов его соседа по келии иеромонаха Павла, келия которого соединялась общими сенями с келией старца Серафима. Отец Павел был монах смиренный, никого не осуждал, и старец доверял ему, отзываясь о нем так: «Брат Павел за простоту своего сердца без труда войдет в Царствие Божие. Он никогда никого не судит и не завидует никому, а только знает собственные грехи и свое ничтожество». Этот инок не был келейником отца Серафима, так как келейника у батюшки никогда и не было, но отец Павел, как добрый сосед, случалось, оказывал ему какие-то услуги. Он не раз предупреждал старца, что от его привычки оставлять без надзора много горящих свечей может случиться пожар. На что подвижник давал такой ответ: «Пока я жив, пожара не будет. А когда умру, кончина моя откроется пожаром».
Отец Павел заметил, что 1 января батюшка Серафим три раза выходил из келии к тому месту, которое им было выбрано для своего погребения. Стоя там, он долго смотрел в землю, а вечером у себя старец пел пасхальные песнопения: «Воскресение Христово видевшее», «Светися, светися, новый Иерусалиме», «О Пасха велия и священнейшая Христе».
Утром 2 января отец Павел, выйдя из своей келии и направляясь к ранней обедне, почувствовал в сенях запах дыма, который шел из покоев отца Серафима. Попробовал отворить дверь, но она была заперта изнутри на крючок. Отец Павел сотворил обычную при посещении Старца молитву, ответа не последовало.
Тогда он вышел на крыльцо и, заметив в темноте проходивших в церковь иноков, позвал их на помощь. Послушник Аникита бросился к двери отца Серафима и, сильно рванув, сдернул ее с внутреннего крючка. Поскольку рассвет еще не наступил, в темноте ничего не было видно. Чувствовался лишь запах гари от тлеющих холстов и некоторых книг. На ощупь зажгли свечу и увидели старца на обычном месте: коленопреклоненным перед малым аналоем – в белом балахончике, с открытой головою и распятием на груди. Руки, сложенные крестообразно, лежали на аналое поверх книги, по которой он обычно совершал свое молитвенное правило пред иконой Божией Матери «Умиление». Глаза подвижника были закрыты, склоненная в молитве голова покоилась на руках.
Вошедшие сначала подумали, что Старец уснул. Его слегка побудили, но потом поняли, что батюшка Серафим почил во Господе, и душа его переселилась в другой – вечный мир.
В эту ночь подвизавшийся в Глинской пустыни старец Филарет, выходя от утрени, указал братии на необыкновенный свет, видимый на небе. При этом он произнес: «Вот как отходят души праведных. Ныне в Сарове душа отца Серафима возносится на небо».
Старца обмыли, облачили, положили в дубовый гроб, туда же вложили его нательный медный крест – благословение матери и финифтевую икону с изображением преподобного Сергия. Затем новопреставленного вынесли в собор. Архимандрит Митрофан, занимавший должность ризничего в Невской лавре, был послушником в Саровской пустыни и находился при гробе о. Серафима. Он передал дивеевским сиротам, что лично был свидетелем чуда: когда духовник хотел положить разрешительную молитву в руку о. Серафима, то рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие видели это и долго оставались в недоумении, пораженные случившимся.
Быстро разнеслась в разные концы весть о кончине дивного Старца. Восемь дней тело его стояло открытым для прощания. Ко дню отпевания в Саров собрались толпы народу. Гроб опустили в могилу у стены Успенского собора.
Так закончилась земная жизнь великого русского праведника, и в радостном устремлении вознеслась душа Саровского Чудотворца в небесные чертоги.