Прерия
Шрифт:
— Но ведь не хотите же вы пролить кровь, даже если это чужой!
Старик пристально взглянул на нее; страх и тревога отразились на лице молодой девушки. Он поставил ружье на землю, прикладом вниз. Казалось, он внезапно изменил свое намерение.
— Нет, — проговорил он, обращаясь скорее к себе, чем к своей робкой собеседнице, — она права; не следует проливать кровь для защиты бесполезной жизни, которая и так скоро угаснет. Пусть идет, пусть берет мои шкуры, ловушки, даже карабин, если все это нужно ему, если он их потребует.
— Он ничего не потребует,
Старик не успел выразить удивления, вызванного этими бессвязными противоречивыми словами, так как незнакомец был уже в пятидесяти шагах от него. Гектор не остался равнодушным зрителем того, что происходило перед ним. Услышав приближающиеся шаги, он встал с ложа, устроенного им у ног своего господина, и, увидев подходящего незнакомца, медленно пополз навстречу ему, как пантера, готовящаяся наброситься на свою добычу.
— Позовите свою собаку, — сказал сильный, звучный голос, в котором звучали скорее дружеские, чем угрожающие нотки, — я люблю охотничьих собак, и мне было бы досадно причинить им зло.
— Слышишь, что говорят про тебя, старый товарищ? — сказал Траппер. — Сюда, Гектор! Друг, подходите, не бойтесь, у бедного животного нет зубов. Он только и может, что лаять да ворчать.
Незнакомец не заставил себя долго ждать: через мгновение он стоял рядом с Эллен Уэд. Он окинул ее быстрым взглядом, словно желая убедиться, действительно ли это она, потом принялся внимательно рассматривать ее спутника с быстротой и нетерпением, выказывавшимся, насколько его интересовал этот осмотр.
— С какого облака вы упали, добрый старик? — спросил он с легким, непринужденным тоном. — Или вы и в самом деле живете здесь, в прерии?
— Мое жилище — если можно сказать, что у меня оно есть, — ответил Траппер, — не очень далеко отсюда. Теперь я могу взять на себя смелость, которую вам-то уж не надо занимать у других, и в свою очередь спросить: откуда вы идете и где ваше жилище?
— Погодите, погодите! Вот когда я кончу свои вопросы, тогда и вы сможете начать свои. Кто мог вызвать вас из дому в такой час? Ведь, конечно же, вы не охотитесь за буйволами при свете луны?
— Я возвращаюсь с бивуака путешественников, устроенного ими на том холме, в свой вигвам. Не вижу в этом ничего дурного для кого бы то ни было.
— Это верно. А эта молодая женщина? Вы, вероятно, взяли ее, чтобы она показывала вам дорогу: она, видно, хорошо знает ее, а вы так плохо.
— Я встретил ее так же, как вас, совершенно случайно. Целых десять лет я живу на этих равнинах и в первый раз встречаюсь в такой час с двумя белокожими существами. Если мое присутствие здесь неприятно, я буду продолжать свой путь. Весьма вероятно, что, когда ваша молодая подруга расскажет вам свою историю, вы и моей скорее поверите.
— Подруга, — сказал молодой человек, снимая с головы меховую шапку и медленно проводя пальцами по своим черным
— Остановитесь, Поль, — прервала его Эллен, кладя руку на его рот с фамильярностью, достаточно опровергавшей его заверения. — Нашей тайне не грозит никакая опасность со стороны этого доброго старика. Я уверена в этом, я вижу это но его глазам, но его ласковым словам.
— Наша тайна… Эллен, разве вы забыли?..
— Нет, я ничего не забыла. Но, повторяю, вам нечего опасаться этого честного Траппера.
— Траппер? Так это Траппер? Дайте руку, старина, мы скоро подружимся, потому что наше положение сходно.
— Сходно? — повторил старик, глядя на атлетические формы молодого человека, который стоял небрежно, но не без грации опираясь на свое ружье. — Для того, чтобы ловить животных в западни и сети, нужно меньше силы, чем ловкости, и потому я принужден заниматься теперь этим делом. Но молодой человек, как вы, мог бы заниматься другим делом, более подходящим и для вашего возраста, и для ваших сил.
— Я? Я никогда не ловил в западню ни мускусных крыс, ни мускусной кабарги, — не говоря уже о других животных. Но должен сознаться, я стрелял иногда в этих темнокожих дьяволов, хотя куда лучше было бы поберечь порох и дробь. Нет, нет, старик, меня не интересует ничто, что пресмыкается по земле.
— Чем же вы добываете себе средства существования? Ведь в здешних местностях мало чем можно добыть пропитание, если отказаться от законного права людей на лесных зверей.
— Я ни от чего не отказываюсь. Если медведь мешает мне идти, он скоро перестает жить на свете. Лани уже несколько познакомилось со мной. А что касается буйволов, то я убил их больше, чем самый знаменитый мясник в Кентукки.
— Так вы умеете стрелять? — спросил Траппер; и его маленькие впалые глаза оживились и, казалось, заблестели новым огнем. — У вас верная рука и быстрый взгляд?
— Рука? Словно добрый стальной клинок! Взгляд — быстрее полета пули, пронзающей косулю. Мне хотелось бы, чтобы было светло и чтобы пролетали на юг стаи две ваших белых лебедей или уток с черными перьями. Эллен или вы выбрали бы самую красивую из птиц, — клянусь честью — через пять минут от одной только моей пули птица полетит вниз головой. Я презираю ружье, заряженное дробью, и ни одна душа не может сказать, что видела его у меня в руках.
— Хорошо, мой мальчик. Славный молодой человек, — сказал Траппер, глядя открытым, довольным взглядом на Эллен. — Должен сказать, что тебя нельзя винить за то, что ты назначаешь ему свидание. Скажи-ка, мой мальчик, попадал ли ты когда-нибудь оленю между рогами, когда он бежал? Тише, Гектор, тише, старина. Он настораживает уши, лишь только услышит название какой-нибудь дичи. Попадал ли ты когда-нибудь так в животное, когда оно делало большой прыжок?
— Ты бы уж лучше спросил меня, старик, ел ли я когда-нибудь. Я убивал оленей во всякое время, но только не тогда, когда они спят.